Пол Андерсон - Кокон [ Межавт. сборник]

— После стольких лет… — едва смог выговорить Крейгар, тяжело задышав. — Пятнадцать лет прошло, а я чуть… — он совсем задохнулся, и ему пришлось замолчать. Глаза его расширились от ужаса, нижняя челюсть поехала вниз.

— Фрэнк… — прохрипел он, задыхаясь и прижав правую руку к левой стороне груди. В лучах заходящего солнца лицо Крейгара казалось багровым. Ноги его подогнулись, и Фрэнк, не успев подхватить его за плечи, рухнул рядом с ним на песок.

Стоя на коленях, Фрэнк склонился над распростертым телом. Ему стало страшно. Крейгар лежал, разбросав ноги, совсем как пьяный, как Папаша, привязанный к вбитым в землю колышкам. Только на этот раз он лежал совершенно неподвижно, с широко распахнутыми глазами, открытым ртом, застывший и бездыханный.

— Крейгар! — заорал Фрэнк.

Отведя от трупа округлившиеся от ужаса глаза, он увидел, что аборигены окружили его со всех сторон, сомкнувшись в живую цепь вокруг того места, где упал Крейгар. Поймав его взгляд, вперед выступил Папаша. Он разразился речью о законах, обычаях и долге, и все остальные напряженно внимали ему, усевшись на землю плотным кольцом.

А когда все было кончено (причем не совсем так, как хотелось, потому что человеческая кровь не высыхала и не превращалась в аккуратные красноватые кристаллики, а почти полностью впитывалась в землю, и даже самые прилежные сборщики так ничего и не нашли), то оказалось, что лишь один из них не принял никакого участия в деле. Все это время Шеп простоял в стороне, рыдая и беспомощно заламывая свои голубые руки.

— Несправедливо, — всхлипнул он, когда они, наконец, отступили от того, что осталось от Фрэнка. — Я любил его. Он мог стать для меня тем, чем старый краснолицый человек был для тебя.

— Любовь — это мелочь, ради которой нельзя отступать от правил, — ответствовал Папаша. Ты видел, что он сделал. И все видели. Ничто не может быть ужаснее и никто не может быть отвратительнее сына, чей мерзкий поступок убивает его доброго отца.

С этими словами он опустился на землю.

— А теперь, — печально сказал он, обращаясь к своему семейству, — мы остались и без краснолицего человека, и без молодого. Давайте сядем и дадим волю слезам, ибо теперь мы совсем одни в этом жестоком мире, и некому указать нам путь, некому позаботиться о нас, и никто не может сказать, что с нами будет. Отныне и во веки веков мы покинуты и одиноки.

И они уселись в круг на берегу не ведающего устали потока.

На пути к полковнику Тед Холман попросил капрала военной полиции показать ему лабораторию, чтобы взглянуть на Поджи.

— Вы что думаете — я спятил? — удивился капрал. — Не имею права. В любом случае, у нас нет времени. И уж внутрь-то вас совершенно точно не пустят. Самое большее, вы глянете на него из-за двери.

— Ладно, пусть из-за двери, — согласился Тед.

Полицейский колебался. Худощавый и смуглый, несмотря на свою молодость, он казался старше Теда — светловолосого, с открытым лицом воина из тех, в ком до конца жизни сохраняется мальчишество… Однако Тед уже успел побывать на Арктуре IV и возвратиться обратно, капрал же никогда не бывал дальше Вашингтона.

Поэтому капрал отвел его в лабораторию и отошел в сторону, когда Тед заглянул в экспериментальную секцию сквозь вырезанное высоко в двери окошечко с металлической сеткой. Внутри комнаты стояли клетки с белыми крысами, кроликами, макаками-резус и белой собачонкой, напоминающей терьера. Сквозь решетку переговорного устройства доносились сопение и возня животных.

— Не вижу, — нахмурился Тед.

— В углу, — подсказал полицейский.

Тед плотнее прижался к двери и впился глазами в клетку, в которой, свернувшись калачиком, лежало нечто, напоминающее горжетку из чернобурой лисы, с черными блестящими бусинками глаз и носом-пуговкой.

— Поджи! — позвал Тед. — Поджи!

— Он не слышит, — объяснил полицейский. — Односторонняя связь для удобства ночной охраны.

Из дальней двери в комнату вошел одетый в белое человек с эмалированным подносом, на котором лежали три шприца и горка пушистой ваты. Маленькая собачонка и Поджи насторожились, выставили носы сквозь прутья решетки. Собачонка завиляла обрубком хвоста и заскулила.

— Любишь меня? — спросил Поджи. — Любишь меня?

Человек в белом поставил поднос и вышел, не взглянув на животных в клетках. Собачонка заскулила ему вслед. Поджи понурился; Тед сжал кулаки.

— Мог бы сказать им хоть слово! Почему он не ответил?!