Сергей Калашников - Внизу наш дом - второй вариант

Забираюсь повыше и осматриваюсь. Нет больше в воздухе Хейнкелей, а москиты подтягиваются ко мне. В эфире тишина - народ у нас дисциплинированный. Кружим над местом, где всё закончилось и считаем упавшие бомбардировщики.

- Бю, сколько Хейнкелей видишь на земле?

- Бю видит семь.

- Тарас?

- Семь.

- Кут?

- Семь.

- Раззявы! Где ещё два? Упустили!

Молчание.

- Возвращаемся. Горючего в обрез.

***

Сели нормально, но Тараса из кабины доставали втроём - его настолько пробрала нервная дрожь, что он чуть не потерял сознание.

- Это нормально, - приободряю я, - идя рядом с носилками. - Это страх тебя догнал. Так всегда бывает. У кого спервоначалу, а у кого и не сразу, а чуток погодя. Доктор! Сто пятьдесят ему разбавленного спирта, и под одеяло.

Глянув на меня поверх очков с явным осуждением, наш полковой эскулап заявил:

- Как же он выпимши полетит? Не выпущу!

- Хм. Действительно - от перегара стёкла в кабине запотеют. Делать нечего, если перорально нельзя - вводите через клизму.

- Что? - Тарас уже вскочил и схватился за то самое место, которое подверглось угрозе медицинского вмешательства. Трясучка у него мигом прошла. - Я здоров! Я готов! Я могу!

Под общий смех я добавил:

- Доктор, запишите в карточку - функции организма восстановлены!

Вот так. Клин клином.

Смех продолжался долго. Я не прерывал - ведь моя бородатая шутка была только катализатором для столь необходимой разрядки после первого для всех боя.

- Теперь о серьезном. Кто скажет, почему стреляли по моторам, а например не по кабинам экипажа?

Первым ответил Кут:

- Мне приказ еще в воздухе показался странным. Ведь по кабинам с нашим калибром надежнее!

Больше своего мнения никто не высказал.

- Объясняю. Правильно, по экипажу вести огонь с нашим калибром действительно надежнее. Но есть одно "но". А если экипаж защищен броней, тогда как?

Единогласное молчание было всем ответом.

- Все согласны?

Опять молчание.

- То-то же! - Повернувшись, негромко позвал. - Начштаба ты где?

- Тут я.

- Поручи кому-то потолковей выехать в район падения немецких бомберов и тщательно их обследовать, особое внимание обратить на защиту мест экипажа. Чем бронировано, как бронировано и как можно тщательнее это сделать. И как можно быстрее! Как выясните, доложить немедленно! Исполнять!

Пока машины обслуживают, мы лежим на брошенных поверх земли чехлах. Ещё очень рано. До начала войны осталось несколько минут, а нам уже принесли второй завтрак - какао и бутерброды.

- Я так считаю, - рассуждает Бю, когда мы окончательно запутываемся в том, кто по кому куда стрелял с какого захода. - Четверо четыре раза обстреляли по одному мотору. Это шестнадцать. На нас летела девятка двухмоторников - это восемнадцать. Значит, два двигателя остались целыми. То есть два самолёта могли улететь. И на земле мы видели семь. Всё сходится.

- Четыре запишем на тебя, и нам по одному, - заявляю я категорически.

- Так это же были групповые, - удивляется Кут.

- За групповые в звании не повышают, а Херменегильде от рядового посчитай, сколько расти до лейтенантского звания. Не переживай - себе тоже настреляем. Вот появятся вражеские истребители, и дело пойдёт веселей. Бомбардировщики, как ни крути, не наш профиль. Такой ситуации, как сегодня в течение этих нескольких совершенно уникальных минут, больше не повторится.

Подошёл начштаба:

- С поста ВНОС донесли о сбитии четырьмя москитными истребителями девяти двухмоторных бомбардировщиков. Штаб армии запрашивает фамилии отличившихся лётчиков.

- Какой армии? Почему армии?

- Кто-то из командования смотрел на вашу работу. Вот и весь сказ.

- Тогда - трех свалила Бюхель, остальные по два.

- Из соседнего бомбардировочного полка просят прикрыть работу Сушек по плавсредствам на Пруте.

- Пусть назначат место и время. Предупреди, что у нас осталось четыре машины.

Начштаба ушел. Вооруженцы на стоянках начали закрывать лючки патронных отсеков. Техники окатили бочки с горючим и принялись начищать крылья и бока фюзеляжей.

- Над Бельцами бой, - прямо из своей конурки прокричал связист.

- Заводи! - махнул я в сторону стоянок. - Уважаемые товарищи, - обратился к летному составу, - а не будете ли вы так любезны...

В этот момент Кут так смачно потянулся, что даже кости захрустели.

- А куда мы денемся? - улыбнулся Тарас. - Обязательно будем очень любезны.

Херменегильда молча заправляла волосы под шлем. До готовности машин оставалось несколько минут, поэтому срываться, как на пожар, было ни к чему.