Федор Чешко - Тараканьи бега

— Простите, увлекся… то есть отвлекся. Каюсь. Не надо меня убивать, я обязательно попробую исправиться. А вы… Вы прикиньте общую нынешнюю картину-картиночку! К примеру, доктора Тромпса называют ведущим хирургом планеты — за что? За то, что он изобрел Панацею-700 и лучше всех умеет с ней обращаться? Выгоните его на хрен из-за контактора, дайте ему плазмоскальпель — то-то классный получится ужастик про Джима-Свежевателя! Доверьте диспетчеру САМОМУ составлять расписание стратополетов, заставьте полицейского САМОГО включать и выключать квантофоры… Помните «Кошмар столетия» — ну, когда Ласкер запустил в Интерсеть первого самоактивирующегося лонгольера? — Матвей было замолчал, но вдруг спохватился, хмыкнул пренебрежительно: — Только, ради бога, не вообразите, что я это в таком мрачном свете просто как хакер — ну, из страха смысл жизни потерять. Лично я без компов обошелся бы преспокойненько. У меня ведь по большому-то счету не к хакерству талант, у меня талант дела прокручивать. Выгодные. И смысл жизни у меня один: жизнь. В крайнем случае, проживу хоть на стихоплетские гонорары… Лишь бы вообще была такая возможность — прожить.

Если бы у петухов наличествовали лица, то у персонажа басни, выискавшего жемчужное зерно в куче навоза, на лице проступило бы выражение вроде того, которое изображалось на лице линкор-капитана В.Б.Изверова во время молчановской речи. С той лишь разницей, что от упомянутого Изверова жемчужина явно ускользала. Так явно и так нахально она ускользала, что Изверг наконец утратил всякую надежду ее выискать. И сказал:

— Сынок, от твоей болтовни у меня оскомина. Да специфическая такая: сводит не скулы, а палец. Как на грех, именно тот, что сейчас на спусковой клавише.

— Так помассируйте его, — осклабился Матвей. — Только осторожно: вряд ли руководство серьезной экспедицией доверят человеку, у которого вся рубка забрызгана мозгами какого-то хакера.

Изверов тоже осклабился:

— Никакого «забрызгана». Это тебе не аннигиляционная лучевка, это гравиразрядник. Зона поражения на миг делается в тыщу раз тяжелее, только-то и всего. Инфаркт или инсульт — смотря куда навести, — на последних словах изверговский оскал напрочь утратил и без того чахлое улыбкоподобие.

— Вы лучше убрали бы эту свою гравиштуку, — серьезно сказал Матвей. — А если впрямь радеете о всеобщем благе больше, чем о собственном (каких только психических отклонений не бывает на свете!), вам бы самое время забыть об экспедиции и взорвать вашу посу… пардон, «Мотру» к дьяволовой бабушке.

— Что за вздор ты несешь?! — Изверг посерел от бешенства, и тем не менее деструктор он опустил.

Молчанов грустно покивал:

— Вздор, вы правы. Так делу не помочь. Если это случилось здесь и теперь, наверняка случится и где-нибудь еще.

— Да что «это»?! — Изверов отшвырнул стрелялку и сжал кулаки. — Ты можешь изъясняться по-нормальному, ты, клоун?!

— Помните, вы говорили, что черт-те сколько времени пытались вывести с вашей «Мотры» тараканов, да так руки и опустили? — очень спокойно и дружелюбно спросил Матвей.

— Ну, говорил! Ну?!

— Так вот, тараканы забрались в вашу локальную сеть. Пока еще только в нее. Именно «пока» и именно «еще».

Нет, это не было каким-то там озарением: догадка о причинах странного миражения блокшивских компов уже давно вызрела в молчановском подсознании. Просто до сих пор этой догадке никак не удавалось вылезти на свет: занятый более важными мыслями и делами Матвей не замечал ее. Ну, или почти не замечал.

А вот на Изверова это подействовало, как… как… ну вот как если бы древним жниварским орудием да по репродуктивным органам. С размаху и вдруг.

— Ты же тогда вроде сразу стер… — только и сумел выдавить герой космоса, нервно елозя рукавом по лбу, залоснившемуся от обильной испарины.

— Стер, — согласился Молчанов. — Только что я стер? Я стер единственный файл без названия. А вскоре после этого первый раз обнаружился файл-пустышка: одно название без ничего. Понимаете? Он с ходу кинулся прятаться, он присвоил себе первое попавшееся название — одной из наших баз данных. Вот ее-то я и вымарал. А он отсиделся, как… — Матвею вдруг вспомнилось «Наступление и уползание», — как под конфетной бумажкой. Отсиделся и свалил дальше.

— Знаешь, что самое бредовое во всем этом бреде? — трудно, задушенно как-то просипел Изверг.

— То, что вы в него сразу поверили, — Матвей задумался на какой-то миг и добавил: — И что я сам верю.