Владимир Михайлов - Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой]

Тот, однако, обошел машину спереди и уверенным движением, поднявшись на ступеньку, распахнул дверцу слева.

— Ну давай, что же ты? — проговорил он сердито. — Двигайся!

Только тут Милов понял, что от него требовалось; но и поняв, отодвинулся не сразу, промедлил еще с полсекунды: так поразило его то, что человек этот заговорил с ним по-русски.

— Там, у себя, поедешь, — кратко пояснил ему российский шофер. Он не прибавил ничего больше, но Милову почудилось, что в самом тоне, каким эти немногие слова были сказаны, заключался весьма определенный смысл: «Ты, кукла, можешь там, по своей Технеции раскатывать, как угодно, а здесь — Россия, и здесь тебе за баранкой — на нашей дороге — делать вовсе нечего…»

— Не тяни резину! Ехать пора!..

И в самом деле — на остальных машинах уже зашумели моторы. Милов отодвинулся, и встречавший сел за руль. Включая стартер, покосился на Милова.

— Новичок?

Милов только кивнул. Он боялся, что если сейчас начнет отвечать по-русски, то у него не получится нужного акцента. Но разговаривать ему не пришлось: человек за рулем больше ни о чем не стал спрашивать, Милов его, надо полагать, не интересовал совершенно. Стоявшая впереди машина уже тронулась, и новый водитель, позволив ей отдалиться метров на пятнадцать, включил скорость и отпустил сцепление. Милову оставалось только смотреть; ну, и запоминать, естественно.

Он предполагал, что в последний миг они свернут всё-таки и поползут по твердой земле вдоль болота. Но ничего похожего: головная машина уверенно, хотя и не быстро, двигалась прямо к обманчивому простору. Остальные без задержек следовали за ней. Вскоре к ровному, низкому гудению моторов присоединился новый звук. Милов не сразу опознал его; то был легкий плеск воды, тяжелой болотной жидкости. Вскоре он послышался и под его машиной. Форсировали болото. Теперь можно было без труда понять, почему окно через границу по сей день существовало, никем из властей не обнаруженное: болото по традиции почиталось непроходимым, да и теперь еще (вдруг вспомнил Милов имевшуюся у него информацию) в нем тонули и люди, и скот время от времени. А машины вот шли.

Он высунул голову в окошко кабины, глянул вниз. Колеса были в воде выше ступицы; однако, этот уровень практически был для грузовиков безопасным, и, как понял Милов, более не понижался. И колеса под водой катились по чему-то твердому, им не приходилось преодолевать сопротивление вязкого, илистого дна — а только таким оно и могло здесь быть; значит, дорога существовала — твердая, хорошая, не грунтовая, конечно, а выложенная, скорее всего, тяжелыми бетонными плитами (Милов понял это по ритмически повторявшимся легким сотрясениям, когда машина проезжала стыки плит) — только тракт этот был подводным, и сверху установить его было нельзя, да и легковая машина тут неизбежно увязла бы; доступ же местного населения к этим местам был наверняка ограничен — да и вообще близ границ живет как правило народ не болтливый — все равно, люди то или технеты: среда обитания формирует нравы и обычаи.

Милов снова поднял стекло. Водитель, не отрывая глаз от поверхности болота, неизвестно каким образом угадывая дорогу (она была близка к прямой, но все же временами приходилось работать баранкой), сказал Милову:

— Боязно?

И сам же ответил:

— Без привычки — конечно. Но если напрактиковаться, то просто.

— Да, — согласился Милов, следя за акцентом. — Страшновато. Но, надо думать, окупается?

Шофер покосился на него, но отвечать не стал.

Больше они не разговаривали. Вокруг лежала темнота, машины шли без огней, даже габариты были выключены. Но, видимо, у здешних водителей опыт был действительно немалым: ни одна машина не съехала с дороги, даже не замедлила ход, и конвой метр за метром преодолевал опасное место не менее уверенно, пожалуй, чем если бы двигался по сухому асфальту. Конечно, — подумал Милов, — груз тяжелый, резина не старая, так что сцепление с дорогой надежное. И все же хотелось бы миновать это местечко побыстрее. Хотя по ту его сторону ничего хорошего не ждет: наши могут сейчас находиться где угодно — только там, где конвой вынырнет, их точно не окажется.

Он не мог бы сказать, в какой именно миг они перевалили через границу; на болоте она никак не была обозначена, хотя специалисты наверное определили бы ее достаточно точно. Путь через водную преграду занял сорок с небольшим минут, так что к концу Милов уже и не волновался совершенно: привык, поверил, что путь безопасен — хотя не очень представлял себе, что было бы, окажись он сам в это время за рулем. Он понял также, что назад — если придется — сам он машину вряд ли проведет; на обратном пути тоже понадобится помощь. Вот будет ли она — другой разговор.