Владимир Михайлов - Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой]

— Это понятно, однако, вы уже не можете высказать вслух что-то из того, что наверняка думаете, и что не очень обрадовало бы их.

— Нет, вы напрасно так думаете. Ведь мы — кто? Легальная и признанная оппозиция! Как бы власти не кочевряжились, они не могут не обращать внимания на мнения остального мира: будь они хоть технетами в квадрате — им в одиночку не выжить, в стране ресурсов меньше, чем в носовом платке.

— В квадрате не выжить, — усмехнулся Милов, — а в кубе?

Силене моргнул озадаченно, потом рассмеялся.

— Вы остряк. Но и Куба выживала, пока в нее вливали — хотя бы нефть… И вот, представления внешнего мира требуют каких-то видимых признаков демократии, а демократия не мыслится без оппозиции. У технетов же оппозиции не может быть принципиально: единомыслие заложено в их конструкцию. Вот им и приходится…

Милов пьяненько ухмыльнулся.

— Ну, а почему бы вам не помочь им в этом? Программировать их, скажем, на два мнения, а не на одно?

— Программировать — какие мнения? Вы о чем?

— Насколько я понимаю, вы ведь здесь и заняты их производством?

Силене ответил совершенно другим — негромким, серьезным голосом:

— Нет. Мы занимаемся совершенно другой проблематикой. И я надеюсь, что у вас хватит такта и рассудка не спрашивать — какой именно! Мы вообще не разговариваем здесь о делах, мы отдыхаем; а если бы тут было принято болтать о работе, то вас бы сюда и на порог не пустили. Не думайте, что интересы государства тут не охраняются. Отнюдь!

— О, — сказал Милов и икнул, — я, видимо, сморозил некую глупость. После четвертой дозы это со мною бывает. Извините великодушно. Итак, вы — оппозиция?

— По сути — нет, конечно. Мы же не политики. Тем не менее, пользуемся правом говорить порою и неприятные вещи. Власть делает так, что эти наши упражнения в элоквенции становятся известными за границей — и все сугубо довольны. Кстати, и мы тоже.

— А вы-то чем?

— Ну, например: как вы, возможно, еще не успели узнать, нам покидать эту территорию запрещается. Мы, так сказать, в резервации. И для каждого выхода нужно особое разрешение самого что ни на есть высокого начальства. Разрешение такое в принципе получить можно, но процедура это тягомотная, технеты вообще не любят решать быстро, выработалась у них почему-то такая традиция. А ведь бывает у нас и по чисто деловым вопросам: надо срочно с кем-то увидеться, пока получишь официальное разрешение — надобность эта тридцать раз успеет пройти. Вот и договариваешься, тут же, на месте, вот с этими самыми. И для дела польза, и тебе самому приятнее…

— Да, — сказал Милов несколько рассеянно, — это, конечно, выгода существенная. Постойте, о чем это мы с вами?.. Ах, да. Да. И они в самом деле могут это обеспечивать?

— Простите, что именно обеспечивать?

— Ну, вы говорили о секретности. Не сомневаюсь, что вы ее не нарушаете, но ведь сюда приезжают и уезжают посторонние лица, да и кроме вас здесь наверняка есть всякий низший персонал… Обождите, не отвечайте, давайте сперва выпьем, а то я всё никак не согреюсь…

Они выпили.

— Ну, — проговорил затем Силене, — те, кто занимается черной работой — не люди, а технеты, и они попадают сюда не по своей воле, и весьма ограничены в возможностях. Мы получаем их из Системы Порядка, если угодно.

— Мне это вовсе не угодно, — пробормотал Милов, — а точнее, мне всё равно, я-то к вам не попаду, уж можете быть уверены. Тем более, что у вас вакансий нет.

— Совершенно верно, сейчас нет. Но бывает — кто-то переберет рентген; такой — уже не работник…

— Да, был у меня знакомый врач-рентгенолог, так у него, помнится, были какие-то неприятности по мужской линии… Ну, вы понимаете… — и Милов противно захихикал.

— Да, конечно, — проговорил Силене, — это очень забавно, — и тоже посмеялся.

— Это очень хорошо, что они вам помогают, технеты, — вернулся Милов к старой теме. — Морально легче, не правда ли?

— Помогают. Понимают ведь, что мы если и вылазим за ограждение, то не для собственного удовольствия, вернее — не только для него, но и для работы. Ну, а в наших результатах ведь и они заинтересованы, знают, что работаем на них в конечном итоге, и учет достижений у них поставлен неплохо. Вот к примеру…

Но примера Милов не дождался, потому что в зале снова поднялся всеобщий галдёж, вызванный появлением новой, достаточно многочисленной группы отдыхающих. Они, правда, не казались особенно воодушевленными предстоящим весельем.

— Да здравствуют встречающие и провожающие! Гип-гип ура! — воскликнул кто-то из уже разогревшихся.