Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио

- И мне живётся несладко... - занялось несколько голосов с передних рядов.

- Мне трудно нести мою ношу... - подтянулись сзади.

- Настанет день, и я её брошу... - с каждым словом в хор вступали всё новые голоса.

- Я - маленькая лошадка,

Но стою очень много денег, - ревел зал кто во что горазд. Музыку было уже не слышно.

Буратина тоже влился: он широко открыл рот и орал, перекрикивая весь ряд. Голоса у него не было, слуха тоже, но здесь и сейчас это было совершенно неважно.

- Я везу свою большую повозку

С того на этот берег!

С того на этот берег!

С того на этот бе-йе... й-й-й ... - тут какой-то онагр с задних рядов от переизбытка чувств пустил такое "йе-йе" напополам с лошажьей икотою, что песня споткнулась - а через несколько секунд всё потонуло в смехе, щебете, аплодисментах и восторженном стуке копыт.

У Буратины приятно кружилась голова. Было такое чувство, что он в своём родном вольере и всех тут знает, а они его. И что они все вместе только что сделали что-то очень-очень здоровское. Это было зыкенски.

Он почувствовал горячую лапу у себя на плече. Повернувшись, бамбук увидел таксу, которая смотрела на него влажными глазами. Вид у неё был - будто она искала, на кого бы спустить внезапную нежность, и вот нашла.

- Увввв, - простонала она и лизнула Буратину в щёку.

Бамбук терпеть не мог всяких там поцелуйчиков, полизунчиков и прочих мокрых лайков. Но сейчас это было хорошо и правильно. Он наклонился и поцеловал суку в узкие чёрные губы, стараясь ничего не задеть носом.

За спиной раздался какой-то звук. Буратина обернулся и увидел ламу, плачущую в объятиях соседа - носорога в мундире пожарника. Тот рыдал навзрыд и гладил огромной лапищей ламьи коленки. Лама пёрлась и улетала, вышёптывая волшебное слово "кокаин" в промежутках между всхлипами.

Остальные тоже вовсю обнимались, поскуливали, повизгивали и тёрлись друг о друга. Два дрозда целовались взасос.

Лишь кенга-менеджерка осталась без поцелуйчиков и обнимашек. Она плакала и гладила свою сумку.

Ева всё раскланивалась и раскланивалась. В её глазах сияли золотые звёзды.

Наконец, она поклонилась так низко, что чуть не подмела гривой пол - и ускользнула за кулисы.

- Ну как? - спросила она Карабаса, пристроившегося на небольшом стульчике и вперившегося невидящим взглядом в потолок.

Тот с усилием сфокусировал зрение на поняше.

- Неплохо, - признал он. - То есть хорошо. Сколько граций в песню вложила?

- Где-то с полста, - оценила девушка. - Включила теплоту, слегка накернила, потом отпустила плавно. Они там теперь друг на друга окситоцином исходят. Это я сама придумала, - похваталась она. - У нас обычно на себя тянут. Или на кого-то, когда на другую хозяйку подняшивают. А ведь можно и так.

- Умница ты моя, - раввин отчего-то вздохнул. - И долго это действует?

- Сейчас очухаются, - поняша легкомысленно улыбнулась. - Пятьдесят граций всего-то. Детская доза.

- Ну и хорошо, - сказал Карабас. - Я боялся, что ты не успеешь. В смысле - пока ты будешь попкой на сцене крутить, они тебя испугаются и разбегутся.

- А были такие? - как бы между прочим поинтересовалась маленькая лошадка.

- Ну-у-у, - протянул раввин. - Так... Некоторые несознательные элементы. С задних рядов. Я им чуть-чуть мышцы расслабил, а потом они сами остались... Быстро же ты их пробила.

- Я по задам в первую очередь работала, - объяснила поняша.

- Умница ты моя, - повторил Карабас и поцеловал Еву. Та с удовольствием вернула поцелуй.

Тем временем на сцене вовсю суетился пёсик.

- Почтенная публика! - кричал он. - Да послушайте же, наконец! У меня целых две! Ну просто отличные новости! От других! Ну что же вы! Вууу!

Возбуждённый зал слегка притих. Обнимающиеся осторожно размыкали объятья. Дрозды, стесняясь, даже слегка отодвинулись друг от друга - отчего застеснялись ещё больше.

- Первая новость! - заявил ушастый. - Всем любителям хорошей музыки и хорошего настроения! Через два дня здесь же - сольная программа Евы Писториус! Бенефис! Следите за рекламой!

Снова раздались аплодисменты, уже не такие бурные: зрители потихоньку отходили от первого впечатления.

- И вторая новость - наше представление, наконец, начинается! - провозгласил пёсик.

Трижды ударили в колокол и занавес поднялся.

Сцена и в самом деле была причепурена, разукрашена разноцветными лентами и дюралайтом. На ней даже были расставлены декорации: два картонных дерева и фонарь - изображающий, видимо, луну. Он отражался в зеркале, на котором стояли две фигурки лебедей с картонными позолоченными носами.