Анастасия Галатенко - Нф-100 - Адам в Аду

К чистым, стало быть, погнушались отнести.

Кривцов поднялся, цепляясь за стеллаж. Голова кружилась. Ноги не держали. Он вышел из полутьмы на свет лаборатории и зажмурился.

Чистяков поднял глаза от микроскопа.

-- Проснулся? Держи своего клиента.

На столе рядом с ним лежала коробка с кристаллом. Кривцов поднял крышку. Заранее прищурился, спасая глаза от света.

Сначала он ничего не увидел. Повернулся к Чистякову, чтобы сказать, что он думает о таких шутках, но за окном показалось солнце и осветило содержимое коробки.

Темно-серый кристалл в черных прожилках. Большое болотное пятно в том месте, где в череп вошел гвоздь. Видны попытки подретушировать дефект, но не слишком удачные.

Кривцов поспешно достал кристалл и перевернул, чтобы рассмотреть снизу. Дно кристалла было багровым. Центр алел огнем, этот огонь проступал изнутри и придавал сходство с тлеющей головешкой.

Кристалл несостоявшегося бога.

Кривцов повернулся к Чистякову.

-- Ты понимаешь, что ты наделал? -- спросил он тихо.

-- Прошил то, что ты мне привез, -- сказал Чистяков.

-- Это не он.

-- Уверяю тебя, Веня, это он. И, знаешь, в нем даже есть определенная эстетика...

-- Где он? -- закричал Кривцов. Он швырнул коробку на пол. -- Что-то подсыпали мне в стакан, а когда я уснул, подменили кристалл! Второй раз со мной этот номер не пройдет!

Кривцов раскрывал двери шкафов и подсобных помещений.

-- Где? -- крикнул он, сметая со стола Чистякова бумаги.

-- Где? -- вопил он, когда роботы-охранники выводили его из лаборатории.

Коробка вылетела следом. Кристалл выпал из нее. Кривцов подобрал его -- на поверхности блестели капли раствора. Кристалл был совсем свежим. Едва ли Чистяков мог подменить его. Едва ли он успел бы это сделать.

-- Вы не видели, сюда не привозили свежий труп? -- спросил Кривцов у роботов, преграждающих ему путь обратно в институт.

-- Ваши права доступа ограничены, -- равнодушно ответили те.

-- Я, я Кривцов!

-- Ваши права доступа ограничены.

-- Вы не видели...

Он сел на крыльце.

Серое московское небо плакало снегом, снежинки ложились на заплаканный кристалл. Из глаз Кривцова лились слезы.

Были то слезы о друге или о разбитых мечтах -- он и сам не знал.

Он ошибался во всем, и у него не было ни времени, ни желания что-то менять.

Он ошибался в себе. Он зашел в тупик, и у него нет времени и сил начинать все сначала. Налево пойдешь -- коня потеряешь, направо пойдешь -- жизнь потеряешь... Кривцов потерял себя для бессмертия.

-- Я Кривцов. Вы не видели...

-- Здесь богатых нет, -- густой, добродушный бас, похожий на Сашкин. -- На вот, сколько есть...

Звон мелочи.

Кривцов поднялся -- невмоготу было сидеть здесь, рядом с местом, где исполнялись мечты -- других, но не его, Кривцова, мечта. Он вышел, почти ничего не видя, натыкаясь на людей, похожих на стены, не видя и не узнавая никого. Вокруг были стены и нейрокристаллы, нейрокристаллы и стены. Потолок обрушился, осыпался на него грудой камней. Он поднимал их один за другим -- это были нейрокристаллы. Серые, болотные, ржавые, черные, все как один -- мучительно безобразные. Нейрокристаллы окружали его, надвигались, некоторые -- пытались говорить с ним.

Сколько их он перебрал за свою жизнь, надеясь отыскать среди них бриллиант. Но их нет. Ни одного в этом мире, который он, Кривцов, пытался понять. В чем он ошибся? Он ведь знал, он все знал, все многократно проверял. Серотонин, дофамин, окситоцин -- три волшебных ключа к этому миру. Свобода, счастье, любовь. Белый, серебряный, лазурный.

Три инструмента бога.

Кривцов исступленно замотал головой. Среди богов тоже бывают неудачники.

-- Я же сделал все, чтобы понять... -- простонал он, скорчившись под лавиной кристаллов, под черным, серым, охристым и багряным. -- Как это работает...

Кривцов стоял на коленях посреди улицы. В белом халате поверх рубашки, волосы растрепались и закрыли лицо, джинсы промокли от снега. Люди обходили его стороной, дети показывали пальцем, собаки лаяли.

Он ненавидел собак.

Там, за пределами его собственного нейрокристалла, белизна мира слепила глаза.

Кривцов зажмурился. Медленно поднявшись на ноги и прижав к себе Илюху, он поплелся к метро, оставляя на заснеженном тротуаре темные следы.

24. Ро

Ро бежал по тропинке. Ему было восемь лет, и он проводил лето на даче у Сеньки, то ли двоюродного, то ли троюродного брата по матери. Бежать было тяжело -- только что тетя Нина до отвала накормила мальчишек пирожками с вишней. Вишня была сладкая, а внутри пирожка растекалась горячим соком. Ро сам помогал ее собирать -- ради этого тетка разрешила им с Сенькой залезть на дерево, и под Сенькой хрустнула ветка.