Анастасия Галатенко - Нф-100 - Адам в Аду

-- Саша... -- неуверенно позвал Ро и шагнул вперед. Из-за хлипкого ограждения выплыли контуры окружавшей дом толпы. Там были и телевизионщики -- Ро точно знал это, в последнее время случилось столько всего, что у подъезда постоянно дежурили с камерами.

Дождались, наконец.

Стоящий к нему спиной человек -- робот? -- рассмеялся.

-- Эй, я сейчас грохну это ваше сокровище на землю! -- закричал он толпе внизу.

Его вряд ли услышали. Даже Ро, стоявший в нескольких шагах, едва расслышал его слова за стоном ветра.

-- Мне нужна свобода, слышите? -- голос нарастал, подобно лавине. Казалось, робот увеличивает громкость в динамиках. Механические легкие работали на полную мощность.

-- Я хочу жить! Вы дадите мне право жить, как я хочу, столько, сколько захочу! Я готов заплатить -- вот этим! Или разбить его к чертям! Вашего идола, вашего идеального человека, вашего нового мессию за три миллиона!

Не Левченко. Разумовский. Ро не мог ошибиться, глядя на Разумовского в профиль -- упрямый подбородок, прищуренные глаза, сжатые губы. Снег в черных волосах, на разгоряченном лице -- влага.

Ро тоже стоял теперь на краю. Внизу лица сливались в дымку белесого цвета на фоне темного от отпечатков ног асфальта. Страшно было упасть туда, и в то же время край притягивал его.

"Я самоубийца, -- сказал себе Ро. -- А Разумовский -- борец за свободу. Саша был прав. Он будет бороться за нее даже если ее принесут ему на блюде. Будет бороться с призраками, которых сам придумает."

-- Он уже договорился об этом, -- тихо сказал Ро. -- Или договорится. Верни его. Пожалуйста.

-- Это ты самоубийца, а не я! -- расхохотался Разумовский. -- Знаешь, в чем люди правы? Люди! -- повернулся он к собравшимся внизу. -- Вы правы в том, что цените нейрокристаллы больше людей! Живой Левченко ничего не мог изменить! А кристалл его изменит все! Я никогда не брал в заложники людей, потому что вам на них насрать! Эй, не приближаться, а то я его расхреначу!

Сквозь гул в голове Ро услышал звук подлетающего вертолета. Он нерешительно кружился над роботами, не решаясь садиться. Ро заметил надпись, и сердце его упало -- не полиция. Телевизионщики.

Разумовский тоже заметил это.

-- Эй, вы, те, у кого власть! -- орал он, развернувшись к вертолету. -- Кому три миллиона долларов? Кому ученого с мировым именем? Кому убийцу человечества? Я прошу за него только свободы, ничего больше!

Ро подумал, что стоит, наверное, попытаться отобрать кристалл. Мысль была страшной сама по себе.

Маленький Ро стоял, зажатый, как в тисках -- двое мальчишек держали его за локти, третий замахнулся. Ро зажмурился, потому удар утонул в темноте, но отозвался болью в животе. Ро согнулся пополам. Крыша, край рядом... Ро широко распахнул глаза и увидел ухмылку на лице своего мучителя. Потом отец что-то сделал, и эти трое обходили его стороной, но у сегодняшнего Ро нет никакого потом... Край, под ногами снег, внизу лица, скрывшиеся за метелью, безучастный глаз камеры и стрекот, то ли вертолета, то ли его собственный гул, ставший привычным фоном.

Ро, полуслепой от бьющего в лицо колючего ветра и застившего глаза прошлого, рванулся вперед. За усиливающейся метелью не было видно ни края, ни соперника. Белизна вокруг как чистый холст. Звуки потонули в гуле. Из глаз лился слезами талый снег.

Ро упал на твердую, мокрую поверхность крыши. Прислушался, вгляделся. Прошлое наступило, и он закричал, прогоняя его. Мелькнула какая-то тень справа, и Ро, собравшись, прыгнул туда. У Разумовского заняты руки, а мышцы у них одинаково механические... Да, Левченко был прав, и если за всю жизнь он не совершил ничего такого, чем стоило бы гордиться, то и сейчас, после смерти, не совершит. Не стоит и пытаться...

Его Адам останется незаконченным. Не огонь, а снег, вечная белизна -- его, Ро, персональный ад.

-- Ты никогда не создашь ни Джоконды, ни Руанского собора, ни Герники!

-- Ты бездарь!

Ро зарычал и снова бросился вперед, навстречу белому холсту.

25. Бладхаунд

Вернувшись от Майка, Бладхаунд лег спать. Слишком устал, чтобы разумно действовать дальше. Проспав часа четыре, он почувствовал себя гораздо лучше. Тоша, оставленная в режиме сиделки, хлопотала вокруг него. Бладхаунд механически запихивал в себя завтрак.

Разумовский оказался фикцией. Можно было бы допустить, что Бладхаунд имел дело с кем-то, выдающим себя за Разумовского, но вчерашний сценарий был написан для конкретного человека и ошибку исключал. Был или нет настоящий кристалл, кому он принадлежал, и как получилось так, что имя ему дал Разумовский и никто не заметил подмены?