Дмитрий Шатилов - Нф-100 - Изобретатель смысла

Дабы не путаться в сыновьях, Батя как- то раз присвоил каждому Конкасу порядковый номер. С тех пор не было и дня, когда в Дзиру не слышался бы повелительный рык:

- Конкас- 13, живо тащи маракчу!

- Конкас- 24, где моя любимая чесалка?

- Конкас- 8, почему, скажи мне, почему я не утопил тебя, когда ты был ещё ребёнком?!

Ну, и так далее.

Первым при виде Бати обрёл дар речи Конкас.

- Батя, - крикнул он. - Это же я Конкас, скажи, пусть меня отпустят!

- Что? - сказал Батя рокочущим голосом. - Какой ещё Конкас? У меня этих Конкасов тридцать шесть штук.

- Бать, я твой любимый Конкас!

- Мой любимый Конкас помер давно, - сказал Батя. - Хотя да, ты на него похож. Может быть, это ты и есть. Но какая разница, если ты мёртвый?

- Бать, так я живой же! - сказал Конкас.

- Врёшь! - не поверил Батя. - Докажи!

- Вели принести Гирсенову чарку.

- Сынок, - мягко сказал Батя, - ты точно уверен? Второй раз я твоей смерти не переживу.

- Точно, Батя, точно. Прикажи принести.

Принесли огромную чашу и мех с вином.

- Лейте, - скомандовал Конкас.

Чаша заполнилась до половины.

- Ещё!

Три четверти.

- Да лейте до конца, не бойтесь! - сказал он. - Сейчас я тебе, Батя, покажу, какой я красавец вырос!

Он поднял чашу и принялся пить. Пил он долго, так долго, что Гиркас начал опасаться за его здоровье.

Но Конкас справился с испытанием. Когда он отставил чашу, она была пуста.

- Гирсенову чарку - с одного маху? - удивился Батя. - Ну, теперь я верю, что ты жив. Привет, сынок, будь как дома. Сейчас жрать будем - ты ведь не жрал, небось, с дороги- то? Кстати, а кто это с тобой? - вгляделся он пристальнее в остальных, стоявших рядом с Конкасом. - Батюшки, да это Тромсен! Привет, Тромсен, - Батя помахал ему рукой. - А это кто? - показал он на Гиркаса и перфекту.

- Это, Батя, Дун Сотелейнен, - сказал Конкас. - Можешь его прямо сейчас порешить.

- Дун Сотелейнен? - Батя почесал затылок. - Новотроянский, что ли? Нашего- то мы ухлопали. Никогда не понимал этого звания. Что он делает- то хоть, а?

Никто не ответил.

- Ладно, пусть будет, - сказал Батя. - А баба? С ней что?

- Пёс его знает, - сказал Конкас. - Баба как баба. В случае чего ей вставить можно.

- Ага, - согласился Батя. - Но ты садись, сынок, садись - не видишь, братья по тебе соскучились.

И верно: едва Конкас сел за стол, один из братьев толкнул его в бок и спросил:

- Ну, как оно, мёртвым- то?

- Да ничего, - ответил Конкас. - Жить можно.

Разобравшись с сыном, Батя занялся другом детства.

- Ну, здравствуй, Тромсен, - сказал он. - Как сам- то?

- Да ничего, - ответил Тромсен. - Вот экскурсию привёз, народишко пострелять. Жить- то на что- то надо, так ведь?

- Так, - согласился Батя. - А я позавчера закон принял: всем предателям голову резать.

- Ну и молодец, - сказал Тромсен. - Как иначе с ними поступать? На кол разве что.

- На кол нельзя, накладно. Вот посмотри, - Батя обвёл рукой собравшихся в шатре. - Здесь все мои друзья, и если каждого на кол - это сколько кольев понадобится, а?

- Да, - согласился Тромсен. Они немного поговорили о погоде - здесь и в Дипгородке, - после чего перешли к насущным делам.

- Я давно хотел тебе сказать, Конкас, - начал Тромсен, - Ты, как вождь, может, и велик, но конгар из тебя паршивее некуда. Хуже тебя, наверное, никого нет. Даже Тромкас, который собственного брата съел, и тот лучше.

- А ты, Тромсен, - ответил, подумав, Батя, - ты тоже дерьмо. Не обессудь, на правду не обижаются.

- Да ладно, - сказал Тромсен. - Я что, глупый? Я всё понимаю.

- Зато ты хороший военный советник.

- Да?

- Честное слово. И хороший экскурсовод. Понимаешь, к чему я клоню? Прежде чем одному из нас отрежут голову, я хотел бы сказать следующее: я счастлив, что мы наконец- то прониклись друг к другу профессиональным уважением.

Тромсен побледнел.

- Ты что же это, Конкас? - сказал он тихо. - Ты вправду отрежешь голову своему лучшему другу? Мы ведь так много пережили вместе... Тхурики, маракча, Тирвис - помнишь?

- Помню, - сказал Батя. - Всё помню. Именно поэтому с жизнью ты расстанешься мирно и без лишних судорог - чик, и голову долой. Вот просто чтобы ты знал: честь требует отдать тебя на съедение волкам, но на что не пойдёшь во имя старой дружбы.

- А может, всё- таки помилуешь, а? - спросил Тромсен, глядя на Батю исподлобья. - Ты же у нас непостоянный, сегодня одно думаешь, завтра - другое. Смотри, как бы не заскучать тебе без старого доброго Тромсена. Не заскучаешь?

- Да ну тебя, - отмахнулся лениво Батя. - Голова- то твоя у меня останется. Как достану её из мешка, так и вспомню былое. Кстати, о мешке... Мешок сюда, живо!