Адам-Трой Кастро: Убежище

Лайра Бенгид уселась во главе прокурорского стола, расстегнула пуговицу тесного воротничка серого костюма и вытащила гребень, скреплявший ее соломенные волосы в тугой узел на затылке. Когда локоны рассыпались по плечам, все ее тело словно обмякло. Ее прокурорская осанка, профессиональная сдержанность и абсолютная серьезность уступили место смертельной усталости, которую я заметила сразу по прибытии.

Я могла лишь гадать, сколько времени она не спит.

— Как в старые времена.

— Что? — нахмурилась она.

— Ночные бдения.

Ее ясные голубые глаза чуть расширились от удивления. За все время, что мы друг друга знаем, я никогда не проявляла склонности к ностальгии, пустой болтовне или дружелюбию.

Когда мне исполнилось девятнадцать и я только поступила в юридическую школу, мои дрессировщики из Дипломатического корпуса решили назначить Бенгид моей сочувствующей и понимающей соседкой по комнате. После того как я в восьмилетнем возрасте была вовлечена в печально известную бойню на планете Бокай, они вырастили меня практически в тюрьме. Но потом спохватились, что из меня в результате получится эмоциональная калека, пожизненная забота о которой ляжет на них тяжким бременем. Однако, учитывая итоги тестирования, я могла бы претендовать на большее. Бенгид, тогда лишь начинавшая обусловленную контрактом службу в системе гражданского правосудия, показала по результатам тестов такую высокую эмпатию, что Дипкорпус договорился с владельцами ее контракта предложить ей на выбор несколько должностей — при условии, что она согласится стать доброй и сочувствующей соседкой, которая, как они надеялись, сделает из их ребенка, военного преступника, социально адаптированную личность.

В этом она потерпела неудачу. Я заподозрила подлую игру и постепенно обрезала все контакты с ней, кроме связанных с учебой. Потом она начала звездную карьеру в гражданских судах, а я свою — на поводке у Дипкорпуса.

И только много позже, когда было уже поздно что-либо менять, я поняла: шутка обернулась не только против меня, но и против моего начальства. Хотя Бенгид и соблазнилась карьерными стимулами, ее стремление помочь мне было совершенно искренним.

Я уже говорила: мы никогда не были подругами. Но она всегда обращалась со мной вежливо и уважительно — как тогда, так и во время десятка наших профессиональных встреч в различных посольствах Дипкорпуса по всему пространству Конфедерации.

Но последнее время в моей жизни произошли некие драматические перемены, которые и подтолкнули меня на проявление запоздалой теплоты.

Единственная проблема заключалась в том, что любой примирительный жест с моей стороны выглядел настолько неестественным, что Бенгид не понимала, как на него реагировать.

— У нас не было старых добрых времен, Андреа.

— Были, только не слишком добрые, если вспомнить меня прежнюю. И все же ты не оставляла своих попыток.

Она чуть задержалась с ответом:

— Ты не должна была это заметить.

— А я замечала и, как могла, ценила.

Мои слова явно тронули ее, хотя слез в ее глазах я не заметила. Взгляд Бенгид опять скользнул по моей бритой голове.

— Ты сегодня почти человек. Можно узнать, что за чертовщина с тобой происходит?

— Возможно, потом. А сейчас я хочу добраться до сути твоей проблемы.

— Хорошо, — согласилась она с облегчением, вернувшись к делу. — Первое: к сожалению, я ничего не могу сказать тебе о проекте, над которым эти люди работали. Мне сообщили, что если я поделюсь с кем-либо даже тем немногим, что узнала во время следствия, это будет считаться государственной изменой. Давай просто договоримся: проект имеет статус чрезвычайно важного для Конфедерации и осуществляется в условиях абсолютной секретности.

Бенгид не знала, что за свою взрослую жизнь я не раз совершала государственную измену, а некоторые из моих преступлений все еще не раскрыты.

— Продолжай.

— Когда три года назад их назначили в проект «Меркантайл», Гарриман и аль-Афиг были индивидуумами, а Диямены — совершенно отдельной связанной парой, которой поручили как бытовое обслуживание, так и поддержание морального климата на станции. Директивы проекта включали пункт о чрезвычайно длительном запрете на связь с внешним миром — только отчеты начальству. Корабли снабжения работали в автоматическом режиме, исходящая личная почта подвергалась жесточайшей цензуре, и всем участникам грозило суровое наказание за попытку досрочно прервать пятилетний контракт. И вот что важно: на станции установили медицинский комплекс производства «AIsource Medical», чтобы исключить риск чрезвычайной ситуации, которая заставила бы их вызвать помощь на станцию.