Иван Валентинов - Мертвая вода

- Ох, и нескладный же вы народ, мужики... Где это ты так вывозился? И дождей вроде не было, а ты весь в грязище.

Только сейчас, в этой чистой и светлой комнате Алексей заметил, что и в самом деле был непристойно грязен. Он попытался объяснить, как все произошло, но вдова решительно прервала его.

- Ладно, потом расскажешь, коли захочешь. А сейчас снимай все, постираю. Печка горячая, к утру высохнет. Да не бойся, голым не оставлю, найдутся штаны и рубаха - латаные, да чистые. Давай, давай, без разговоров...

Переодевшись и вернувшись в комнату, Егоров увидел на столе большую глиняную миску, полную горячих щей, краюшку хлеба, солонку и почувствовал лютый голод. Алексей набросился на еду, ничего не слыша и не замечая. Он вытер остатком хлеба миску, облизал ложку. Хозяйки не было, она громыхала корытом и ведрами в глубине дома. А у притолоки стояла девочка лет двенадцати. В одной руке она держала книжку, а другой перебирала кончик толстой каштановой косы, перевязанной голубой лентой. Девочка смотрела на Егорова без всякого смущения, с любопытством и одобрением: ей, видимо, нравилось, как он управляется с едой. "Очень похожа на мать, - решил Алексей, - только носишко в веснушках и глаза синие, как васильки. А у Анны - серо-зеленые...".

- Как тебя зовут?

- Сеня... - тихо ответила девочка.

- Как?..

- Ксенией ее зовут. А ей не нравится, вот и называет себя мальчишеским именем, - сказала вошедшая в комнату Анна. - Ну, приезжий, ты, видать заговоренный - крови с рубахи да пиджака полное корыто, а ты вот на своих ногах. Где это тебя пырнули? Может, перевязать надо? Я умею, и бинт найдется...

- Да нет, зажило уже...

- Как зажило? Кровь свежая. Быть того не может...

"Надо как-то объяснить, - думал Егоров, - а что скажешь? И можно ли посвящать женщину в такие дела?" Анна строго глядела на него, и глаза ее были такие чистые и честные, что Алексей решился: "Расскажу все как есть. Недаром же тот чекист сюда направил. И девочка какая милая и смышленая, видать. "Сеня". Вот смешная..."

Егоров говорил долго. Вдова сидела напротив, подперев щеку ладонью. Ксения притулилась рядом с матерью. Обе слушали очень внимательно.

- ...в из райотдела - к вам. Вот и все...

Молчание затянулось. Потом Анна, не говоря ни слова, поднялась и вышла в соседнюю комнату. Слышно было, как она взбивала подушку - готовила Егорову постель. Ксения тихонько сидела у стола, зачарованно глядя на гостя, словно находился перед ней не худощавый тяжелорукий рабочий человек в латаной-перелатанной сатиновой косоворотке с чужого плеча, а легендарный герой или сказочный принц.

- Спать пора, дочка! - Анна сказала это без строгости.

- Еще почитаю немножко...

- Иди, иди... Двенадцатый час. И в кого ты такая уродилась, читательница. От книжки не оторвешь...

Девочка нехотя слезла с лавки, ушла.

- А ты, Алеша... Тебя ведь Алексеем зовут? Да - Верю - правду ты рассказал. По глазам видела и бабьим чутьем чую. Верю. А люди не поверят. Ты сам посуди: виданное ли дело, чтоб человека едва не насквозь ножом проткнули, а он через день здоров. И чем лечился? Водичкой ключевой! Такое, Алеша, только в сказках бывает. Вот что тебе люди скажут...

- Скажут?.. А вот это - не доказательство?

Егоров повернулся к Анне спиной, поднял рубаху.

- Попусту заголяешься, шрам кажешь. Я сказала - верю. Так кто я? Баба вдовая, не шибко грамотная, ни за что не отвечаю, кроме малого своего дела - санитарка я в лазарете. Однако же ни от врачей, ни от иных людей не слыхала о лекарстве, которое чуть ли не покойника в одночасье на ноги ставит. Сам же ты тоже, вижу, больше руками приучен работать, чем головой. Какая тебе вера? Тут надо-людей ученых призвать, чтоб разобрались. А тебя разве ученые послушают?

- Послушают... Я докажу! Ведь это какое для людей больных или раненых лекарство! Это же спасение, может, для многих тысяч. Как же не послушают?

- Нет, Алеша. Ты сейчас за это не берись. Ты ведь сейчас кто? Ты для властей подозрительный. Документов никаких. Партийный билет предъявить не можешь. Об этом заботься, чтоб бумаги свои вернуть, врага изловить. А как станешь полноправным, да еще коммунистом - тогда иди к властям, иди к ученым, требуй - дело святое. А еще лучше: сходи а тот овраг, набери в бутылку своей "влаги жизни" и представь кому следует - вот она, испытывайте! Тогда, наверное, поверят. А сейчас - промолчи...

- Как же промолчать? Ведь и о гаде том ползучем придется сказать, и о ранении?

- Это надо. И скажи, что нож, наверное, вскользь пошел. Не слишком, дескать, тяжелая рана была. Может, так и было? Откуда тебе знать...