Владимир Савченко: Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта

Защита прошла успешно. Опасных вопросов не задавали, оппоненты оказались на высоте, голосование единогласное. И был банкет, и даже интервью с бойким корреспондентом областной газеты, а затем и очерк его об изобретении молодого инженера.

В Таращанск Юрий Иванович возвращался усталый, опустошенный и как-то не очень счастливый. Он вроде и добился своего, выиграл схватку в житейской битве, а ощущение было такое, будто проиграл. Все оказалось сложно, муторно, прозаично. Он с сожалением вспоминал о чувствах, какими был наполнен в день открытия, с какими обдумывал идею на пыльном базарчике, зажигал в лаборатории «солнце», обнимал Зоею, шагал под грозой по улицам, читал стихи… Эти чувства следовало бы нести по жизни осторожно, покойно, несуетливо, чтобы не расплескать. А он — расплескал.

От этих мыслей, воспоминаний Юрий Иванович, пока ехал в поезде, излишне часто прикладывался, выходя в тамбур, к бутылке коньяку, которую купил для домашнего торжества. В Таращанске на вокзале он ломился в заднюю дверь переполненного автобуса. Его отпихивали ногами, а он рвался и кричал:

— Кого бьете? Кандидата наук бьете?!

А потом дома жена его — брюхатая на последнем месяце, подурневшая — чистила измызганное пальто и плакала.

Григорий Иванович Кнышко бродит по стране, влюбленный в жизнь, нигде подолгу не заживается, потому что интересно ему, что там дальше, за горизонтом. За серьезную работу пока не берется, хочет той самой жажды, того Понимания — и тогда, он знает, возникнет вера в себя, возникнет идея, даже благоприятные для работы обстоятельства, и выйдет хорошо. Когда приходится туго, Григорий выносит свой ящик на треноге в парк или на вечерний бульвар: «Кто желает нарисоваться?» Но теперь не «две минуты — ваш портрет», а работает силуэты на совесть, не стремится потрафить клиенту рыночной красивостью. И, возможно, потому что Григорий, не кривя ни душой, ни ножницами, все-таки открывает в каждом человеке что-то настоящее, то ли потому что люди ценят истину не меньше, чем краску, — клиент на него не в обиде.

Его Лицо стоит перед заводом.

Комиссия разошлась, не придя ни к какому решению. Федор Ефимович остался один на один с председателем.

— Книжный герой… капитан Немо, — произнес тот, глядя из-за стола на Дробота с большим презрением, — граф Монте-Кристо!.. Такой прибор утопил, это ж надо! Тарас Бульба, вот ты кто: я тебя породил, я тебя и убью! Кто же так делает?

Федор Ефимович молчал: начальство ругает — надо терпеть.

— Я, пока мы тебя слушали, судили да рядили, прикинул, — председатель взял со стола листок. — Это же золотое дно! Вот слушай: корреляция в технике — один только эффект «Кукарачи»— означает безаварийную, бесперебойную работу сложных систем, даже за пределами обычного срока службы. Удвоить-утроить можно этот срок! А что значит удвоить-утроить? — Он поднял глаза.

— Это равносильно двойному или тройному количеству той же техники, — сказал Федор Ефимович.

— Вот! А ты… А повышение надежной повторяемости сложных дел, например, запусков — от первого удачного? Это назовем… эффект типа «сны на Прорезной». А в биологии, в животноводстве, в сельском хозяйстве? Повторяемость всех удачных событий, например, урожаев, нагулов, надоев… А ты!..

— А я, выходит, против, — ответил Дробот. — Еще раз объясню почему. Потому что во всех этих случаях быстро выяснится действие корреляторов на людей. А тогда… о, тогда применение их быстро переориентируют — с пользы для общества в пользу для себя. Люди, не имеющие своих мыслей, очень любят устанавливать контроль над мыслями других. А у нас таких предостаточно — и все стремятся повыше, откуда их дурость не видна. Любой ценой.

— Демагогия, — скривил тонкие губы председатель. — Да и что такого особенного произошло в Таращанске во время работы коррелятора? Ну, не принимали месяц решения — так их и всюду не любят принимать, ответственности боятся. Годами тянут… Зато ж потом от выключения корреляции какие эффекты-то были, а, Ефимыч! Правда, с тунеядцем вышло не очень чтобы того… но все-таки изобретение серьезное, скульптура. И хорошо пел человек. А?

— Это еще надо доказать, про эффекты раскорреляции. И боюсь, что невозможно доказать… Я ведь встретил Кнышко на пути в Москву, на пересадочной станции, пообщался с ним. И понял, что ни мне, ни прибору этому злосчастному ни город Таращанск, ни сам скульптор в создании Лица не обязаны.

— Это почему?!

— Потому. Он сильный и благородный человек, этот Григорий Иванович. Талант у него уже наличествовал — и только по непониманию себя и жизни он его подавлял, стремился быть как все. Вот и ходил в халтурщиках. Он мне признался, что был искренне убежден: так надо. Но жизнь такая была ему в муку. Так что он все равно поступил бы, как поступил, и сделал бы то, что сделал, — разве что не в те сроки. Понимаете ли… — Дробот заколебался: стоит ли об этом говорить? Но решился. — Я ведь тоже подвергся действиям раскорреляции и кое-что понял. Если бы я это понимал раньше, то и за опыт не брался бы. Человек первичен …