— Рассадили… шапочки для стерильности… — шептал он одними губами, меняя позиции и напрягая тело для ударов. — Пропуска, конвейеры, режимы. А каждая — Мона Лиза, каждая — Мадонна, только не написанные! Каждая — Ассоль и Наташа Ростова, леди Макбет или Катюша Маслова — только не рассказанные, не воспетые!.. Они могли бы не хуже — и любить в полную силу, и страдать, и жертвовать. Они — не хуже!..
И этот шепот был — как крик идущего в атаку.
После пневмомолотка он взялся за киянку, потом пошел в дело скарпель. Когда выделывал левую сторону Лица, щеку и скулу, движения замедлились. «Не так надо, не так, — протестовал в нем опыт хорошо набившего руку гарпунщика, — височная кость не так идет. И надбровие не по анатомии… а тем самым и не по жизненной правде!»
Григорий остановился, отошел к краю помоста: да нет, все верно! Лицо выражало мысль — и неправильностями тоже. «К чертям эти черепа из учебников, унылое педантство!» Он вернулся к работе, уверенный, что делает верно и получится хорошо.
— Потому что выше правды Мысль… — шепнул он, нанося осторожные и сильные удары по камню. — Выше правды талант, сила его — сила созидания!
И вышло — хорошо весьма!
…Как раз кончилась смена. Работницы повалили из цехов, торопясь по делам, по домам. А другие шли к проходной на вечернюю. Но все останавливались у Лица, замолкали, смотрели. Новые, появлявшиеся с проходной или из ближних улиц с оживленными разговорами и смехом, тоже останавливались, смолкали, смотрели. Необычна была эта тишина.
Обессиленный Григорий сидел в сторонке, на пачке тротуарных плит, смотрел на небо и деревья, на здания, компрессор, на толпу около его скульптуры. Только на работу свою он не смотрел, боялся, хотя и знал в душе, что не показалось ему, действительно вышло хорошо.
Автор не берется описать созданное скульптором. Ну, девичье лицо в санитарной шапочке на мраморных волосах, полупрофилем выступающее из глыбы. Если подходить со строгих позиций, то скульптура вроде не завершена: ни бюст, ни барельеф, трудно определить даже, где кончаются линии лица и начинаются вольные изломы камня. Но и в этой незавершенности был свой смысл, что-то от рождающейся из пены Афродиты… Что еще опишешь словами: габаритные размеры? Если бы то, что художники выражают линиями и красками, музыканты — звуками, актеры — движениями и интонациями, — если бы все это было четко переводимо в слова, искусство утратило бы смысл. Но оно живо и жить будет вечно, потому что выражает мысли и чувства тоньше слов и не сводимо к ним.
Вряд ли и работницы пытались оформить словами впечатление от скульптуры. Они просто смотрели — и каждая что-то поняла о себе.
«Все, пора уходить, — Григорий Иванович поднялся с плит. — Ныне отпущаеши…» Он протиснулся к мосткам, собрал раскиданный инструмент, сложил в чемоданчик.
— Это вы сделали?
Он обернулся. Девушки смотрели теперь не на мраморное Лицо, а на него. Спрашивавшая подошла ближе. У Кнышко сбилось сердце: лицо ее — строгое и нежное — было похоже на то, что изваял он. Григорий Иванович оставил чемоданчик, распрямился.
— Это — вы? — повторила она.
— Да… вроде я, — с неловкой улыбкой промямлил Кнышко, сроду не терявшийся перед женщинами.
Девушка приподнялась на цыпочки, обняла Григория теплыми руками и крепко, по-настоящему, как знающая и любящая его женщина, поцеловала; никогда ему не был так сладок женский поцелуй. Потом растрепала ему волосы над лбом и ушла, смешалась с другими. В глазах у скульптора все расплылось, он отвернулся. Что-то я сегодня слаб на слезу… Григорий Иванович глубоко вздохнул, подхватил чемоданчик и пошел прочь.
Но не сделал он и десятка шагов, как его окликнули.
— Товарищ Кнышко! — это нагонял расстроенный и озабоченный замдиректора Гетьман. — Григорий Иванович… я, конечно, понимаю: творческая индивидуальность, самовыражение натуры и все такое — но ведь это что же получается?! Согласно договору вы подрядились исполнить из мрамора полновесную статую работницы, так сказать, в полный рост. Руки, ноги, корпус… и модельки такие показывали нам. А сделали-то что?! — он драматическим жестом указал на Лицо.
Григорий спросил сочувственно:
— Не комплект?
— Именно что не комплект, — задиристо вскинул голову Гетьман. — Не соответствует пункту три!
— Да это я не по договору, а так, — улыбнулся скульптор. — Вон для них. А от договора и вознаграждения я отказываюсь.
— Вот те на! — замдиректора даже приподнял очки. — Как же так?
Читать дальше