Джон Уиндэм - День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается]

Магией привязывания читателя — без внешних эффектов, без словесной пиротехники — Джон Уиндэм, безусловно, владел.

С момента выхода в свет «Дня триффидов» имя писателя уже прочно ассоциировалось в сознании читателей и критиков с темой, наибольшее развитие получившей как раз на Британских островах. Можно определить ее как «глобальная катастрофа». Мэри Шелли с ее вторым (после знаменитого «Франкенштейна») романом — «Последний человек», «После Лондона» Ричарда Джеффриса, уже упоминавшийся «Отравленный пояс» Артура Конана Дойла; наконец, вполне катастрофические по духу главные романы Герберта Уэллса… Впечатляющий список, в котором достойное место заняли и книги Уиндэма.

Более традиционные варианты катастрофы — например, вторжение инопланетян — изображены писателем в двух других произведениях.

В романе «Кракен пробуждается» (1953; выходил также под названием «Из глубины») космические агрессоры сначала предусмотрительно заселяют океан и растапливают полярные шапки — с целью, надо сказать, предельно прагматической: расчистить себе требуемое «жизненное пространство».

А в «Мидвичских кукушках» (1957), выходивших также под названием «Деревня проклятых», инопланетяне «бесконтактно» (в духе библейского архангела Гавриила) оплодотворяют всех женщин в ничем не примечательной английской деревне. Правда, на сей раз иная цивилизация не имеет никаких агрессивных намерений; агрессорами и ксенофобами оказываются сами земляне, уничтожающие родившееся потомство сверхчеловеков…

Та же судьба может постигнуть и других вундеркиндов — на сей раз наделенных телепатией мутантов из романа «Перерождение» (1955). Этот роман более известен у нас под другим названием — «Куколки» (отдельные критики называли книгу Уиндэма даже «Хризалидами», что по-латыни — chrysalid — и означает, собственно, биологическую куколку).

Действие отнесено далеко в будущее, в классический в научной фантастике «постатомный» пейзаж на радиоактивном пепелище. В редких общинах случайно выживших царит новое Средневековье: возрождены давние предрассудки против чужих, непохожих, отклоняющихся от нормы. Рождающихся время от времени детей-мутантов ждет неизбежная смерть, а норма, обыденный стандарт возведен в своего рода религиозный канон. Герои романа испытывают множество приключений, пока в своих внешне бесцельных странствиях не попадают в поле зрения других выживших — сумевших создать новую технику и сохранить старую человечность…

Почему с переводом этой книги так тянули в застойные советские годы, объяснять, думаю, не требуется.

На Западе же главные «романы-катастрофы» Джона Уиндэма пришлись по вкусу и массовому читателю, обожающему пощекотать себе нервы картинами чужих страданий, и критиков, увидевших в них продолжение традиций британской школы научной фантастики. При этом соотечественники писателя увидели в его фантастических книгах еще и отражение реальных страхов, окружающих их в жизни: распад и агонию некогда не знавшей себе равных Британской империи, первые намеки на экологическую катастрофу и общий тупик, куда все более очевидно заводила людей техногенная цивилизация…

А теперь нам придется отвлечься от литературного творчества английского писателя: история экранизаций его главных произведений не менее любопытна и поучительна.

Из двух романов, «День триффидов» и «Кукушки Мидвича», больше повезло второму.

Впервые его перенес на экран английский режиссер Вольф Рилла в 1960 году. Фильм назывался «Деревня проклятых» и в целом сохранил — что необычно для научно-фантастического кино! — сюжетную канву романа. Однако только на первых порах: в фильме гештальт-сообщество детей-мутантов — часть зловещего плана порабощения нашей планеты. Режиссер отдал дань модной в фантастическом кино паранойе на тему «пятой колонны»: в романе Уиндэма определенная уверенность в изначальном зле, которое будто бы несли в себе космические подкидыши, отсутствовала… Кино же заканчивается вполне просчитываемым в заданных обстоятельствах трагическим финалом: когда цель эксперимента с мидвичскими «кукушатами» становится очевидной для героя картины, тому ничего другого не остается, как раздобыть динамит и героически взорвать себя вместе с дьявольским отродьем.

Этот достаточно традиционный для англо-американской science fiction 50-х сюжет мог бы послужить основой для очередного «ужастика», однако режиссер, следуя духу прозы Уиндэма, свел все к ужасам скорее психологическим, чем физиологическим. Странные и жуткие «взрослые дети» с отстраненно-холодными, светящимися, как у кошек, глазами действительно могут внушить ужас — особенно зрителю, начитавшемуся той самой science fiction 50-х! Во всяком случае, если и был в кинофантастике той поры аутентичный образ космического Чужого — не обязательно монстра, но, безусловно, чуждого и пугающего, — то это, без сомнения, дети-телепаты из «Деревни проклятых».