Михаил Веллер - Чужие беды

- Светлая его память...

Спокойная слеза затихла на ее подбородке и упала.

Он помолчал и кашлянул для разговора.

- Вы расскажите, - произнесла Анна Емельянова тоскуя и томясь.

Он заговорил с паузами, затягиваясь глубоко, приопуская веки.

- ...И когда зашел на катер второй раз пикировщик, - жал он, раненые, лежим рядом... И дали мы с ним тогда слово друг другу, - крепко выделил, - матросское фронтовое слово дали: живой кто останется - не забудет другого и волю его последнюю исполнит.

Рассказ его был краток.

Женщина слушала с обескровленным неподвижным лицом.

- Вы ешьте, - сказала она и вышла.

Он выпил и закусил.

Кот приблизился, потерся об ноги. Он поднял его за шкирку.

- Вот так, - сказал он коту и подул на него.

Женщина вернулась с сухими глазами.

- Не верю я вам, - сказала она. - Неправда это все. Я ведь чувствую. Он специально прислал вас. Где он?

Ах ты черт. Ай да баба! Знал Гена, кого выбрать.

Виктор Сергеевич покачал головой.

- Милая Анна Емельяновна... Правда. Я работаю в Коломне, представителем завода по эксплуатации электровозов, - мягко объяснил. - Получаю много, жизнь в командировках, - вот и посылал иногда.

- Да зачем же, зачем!.. Лучше б вы не приезжали...

Ветер отдувал занавеску.

- Простите меня... - проговорила она наконец.

- Ничего.

- Нет, вы простите. Да и... я ведь вам всю жизнь обязана. Не отблагодарить. А сказали вы правду. Я знаю, правду. Да только... Ведь ждала. Двадцать два годочка все ждала. Жила этим. И теперь уж не перестану ждать, сколько осталось мне. Знаю, - а не могу не ждать.

- ...Мы за то воевали, чтоб жизнь была счастливая.

- И деточек у нас не было...

- У меня тоже нет детей.

- Вы что же, не женаты?

- Женат.

Он не спеша с папироской по дороге, перекидывая с руки на руку легкий чемодан.

- Удружил, - усмехался. - А хрен его знает. Два дня поревет, а там привыкнет - легче станет. Полная определенность. Крути не крути, раз все ясно - точка. Полбанки с тебя, Гена.

Собирал малину с придорожных кустов. Спустился к заливу. Раздевшись, вошел в жгучую воду, отмахал туда-обратно. Ухая, растерся - поджарый, в отметинах.

Попутная машина подкинула его до города.

- Опять к нам? - улыбнулась официантка в кафе.

- Моя славная, - подмигнул. - Два бифштекса, бутылку "три звездочки" и плитку шоколада.

Когда принесла, шоколад пододвинул ей.

- Спасибо, - мотнула она завитушками.

- После работы свободна?

- А быстрый вы.

- Быстрый, - подтвердил он.

Он сидел до закрытия, слушал музыку, еще заказывал: угощал соседей.

- Анечка, будешь ждать меня двадцать два годочка? - в сгустившемся гомоне подсек официантку. Она сделала глазки:

- Пьете вы много.

- Ничего, - сказал он. - Я умею.

- Это вы все умеете.

Из погасшего кафе они вышли под руку в половине первого.

Их ждали.

- Что, - весело оскалил Гурча золотые зубы, - поговорить надо?

- Догадливый, - порадовался передний, столб.

- Разойдемся миром, ребята, - сказал Гурча.

- Конешно разойдемся. Морду тебе набью и разойдемся, ты не бойсь. А с тобой, Анька, разговор отдельно, шкура дешевая.

- Те-те-те, - поцокал Гурча и ударил правой. Столб согнулся и лег на землю.

- С дороги!

Трое насели разом в беспорядочном махании. Он отпрыгнул к витрине. Плюнул в лицо - лягнул в пах - один скорчился под ногами.

- Калечить буду... - прорычал Гурча.

Длинный вставал. Слева кряжистый нацелил мощный кулак - он уклонился - загремела обсыпаясь витрина - отскочил.

- Все, падла... - длинный достал нож. Четвертый, придвигаясь, пристраивал на руке кастет.

Гурча качнулся влево-вправо согнувшись, с криком прыгнул вбок, пятерней ткнув ему в глаза.

Милицейский свисток рассвертил слух. Быстро придвигался топот. Гурча побежал вдоль стены к черному проходу между домами, но брошенный с шести шагов вдогонку самодельный литой кастет попал ему в затылок, и он с маху распластался на асфальте, раскинув полы белого плаща, подломив под себя левую руку и выбросив вперед правую с золотым перстнем на мизинце.

Ночью он сидел в камере на нарах, осторожно трогал разбитый затылок. Зло затягивался добытым чинариком.

"Так сгореть, - щурился, аж скулы сводило в презрении... Подрывать отсюда, пока не расчухали. Запросы, идентификация, тра-та-та, мотай чалму: семь отсидки, да три за побег, да здесь довесят. Пришить-то ничего не сумеют - вот уж шиш, чисто все; мало и так не будет. Эть твою, не было печали. Ну как сопляк, как фраеришка. И за каким хреном? Не-ет, подрывать отсюда".