Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить

— Сука эта, что ли? Неприкаянная, развратная интриганка, эгоистичная дура, шлюха бесшабашная? — криво усмехнулся Серпент. — Милли?

— Да, она! Но позвольте так не говорить об этой благородной и прекраснейшей даме! Меч мой всегда при мне! Не забывайте!

— Ну, извините. Успокойтесь, — усмехнулся Серпент. — На кой чёрт она Вам сдалась? А?! Ну, что вы в неё вцепились, как лев в антилопу?! Вон, лежит на диване безумно влюблённая в вас Рита. Страстно пылает по вам и не спит ночами обворожительная Стелла. А сколько кругом всяких шлюх, и в придачу к ним бань и саун, и боулингов вкупе с ними? Что вам ещё надо? Опомнитесь! Придите в себя!

— Не что, а кто! — кашлянул я.

— Ах, ну да… И кто же вам ещё нужен?

— Всё-таки, желаю и страстно жажду мою Принцессу! Госпожа Милли предопределена мне судьбой или роком в данной, крайне ответственной и непонятной ситуации, неспроста. Хочу её, только её и никого более! Моя девочка ненаглядная и самая прекрасная из женщин! Воплощение моих тайных, неопределённых пока ещё, но вожделенных фантазий, и самых непередаваемых грёз!

— Ну, Вы и параноик! Боже! Это же надо!? Давненько я не слышал такого безумного потока сознания!

— Да, им, параноиком, являюсь лично, и сей факт признаю полностью и бесповоротно!

— Ужас!

— Согласен!

— Вы знаете, все, кто шли сзади Юлия Цезаря, кричали: «Граждане Рима! Прячьте жён и дочерей! Вот, едет лысый сластолюбец и развратник!».

— Замечательно! — рассмеялся я. — Но вы это к чему?

— Да так…

— Понятно…

— И что, значит, всё-таки, — Милли? — ухмыльнулся Серпент.

— Я прекрасно понял аналогию. Да, я грешен, неверен и подчас смешон в своих потугах познать всех женщин на свете. Каюсь! Бьюсь лбом о пол и о стены. Но ничего сделать не могу! Пока я жив, буду трахать всех окружающих меня баб до их полного изнеможения и моего мертвецкого посинения! Но Милли, — это совершенно другая и особенная история! С этой женщиной я стану абсолютно целомудренным.

— Милли, Милли… задумчиво произнёс Серпент.

— Она самая, единственная и неповторимая… — мечтательно улыбнулся я. — Без неё, без моей прелестницы, красавицы, умницы и света моих очей не представляю грядущей жизни. У! Моя самая сладкая конфетка! У, моя любимая цыпочка!

— Да, сумасшествие явно превалирует и в этом, и в тысячах других мирах! Вас, безумных, влюблённых и потерявших разум, никогда не понять обычному человеку, — тяжело и досадливо вздохнул Серпент. — Увы, увы… Но, может быть, так оно и надо, и должно быть, и предопределено и положено, и уготовлено нам судьбою, а? А вдруг неумолимо грядёт всеобщее царство прощения, раскаяния, глубокого осознания и полного восприятия любви!? Чёрт его знает…

— Грядёт. Несомненно, — усмехнулся я.

— Может быть только вы, — влюблённые и счастливые, а значит, обласканные Богом, беззаботные и парящие в облаках существа, единственно правы, и по настоящему царствуют и властвует именно любовь в этом, и в миллионах и в триллионах других миров!? Любовь!? Чёрт его знает… Любовь! О, как давно не ощущал я и не испытывал этого волшебного чувства! — Серпент закрыл глаза и замер.

— А почему это вы делаете такой спорный, скоропалительный и неожиданный вывод!? — усмехнулся я. — Не может такого быть, чтобы вы никого не любили и не любите никого! Не верю!

— Ну, а как мне его не делать, этот чёртов вывод?! Я действительно тысячу лет никого не любил. Хотя. Было… Сознаюсь! — усмехнулся мой собеседник и неожиданно снова задумался и глубоко пригорюнился.

— Ну, вот то-то и оно…

— Да…

— Давайте выпьем и закусим. Вон какой стол! Картошка почти остыла, однако, — печально вздохнул я.

— Полностью поддерживаю Вашу идею!

Мы выпили без тоста, жадно набросились на еду.

— И кем она была? — осторожно спросил я.

— Кто?

— Ну, ваша любовь.

— Никем она не была!

— Понятно…

— Что Вам понятно!? — возмутился Великий Господин. — Она была никем, но для меня она была всем! Я трепетал от одного движения её длинных ресниц, от плавного и лёгкого жеста руки, от порхания её мизинца, от чувственной, крайне непонятной, неопределённой и странной улыбки! О, эта гнусная и мерзкая Госпожа по имени Время! Ненавижу!

— Понимаю…

— Ни хрена Вы не понимаете! Вы не представляете, что это такое, — терять любимых женщин, поглощаемых мутными потоками взбудораженного и безбрежного океана, который находится под пятой безжалостной Госпожи Времени!

— Я, всё-таки, вас понимаю…

— Вы, вообще-то, в курсе, что Великая Госпожа Милли, единственная и неподражаемая, не умеет любить?! — косо посмотрел на меня Серпент.