Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить

— Кстати, о космополитизме… Ты знаешь, что говорил по этому поводу Гейне?

— Нет. Просвети меня.

— Так, вот, он говорил примерно следующее, за точность перевода не ручаюсь: «Русские, уже благодаря размерам своей страны свободны от узкосердечия языческого национализма, они космополиты или, по крайней мере, на одну шестую космополиты, поскольку Россия занимает одну шестую часть всего населённого мира».

— А ещё что-либо от Гейне?

— Я преподнесу это что-либо при одном условии.

— И при каком же?

— Ты выпьешь со мною на бруденшафт!

— Что, водки?

— Ну, не пиво же! — возмутился я.

— Ну, хорошо. Гулять, так гулять!

— А, вообще, переход от Есенина к Гёте… Как-то неожиданно.

— То, что неожиданно, чаще всего приятно.

— Спорная мысль, — я разлил водку по рюмкам, взял свою, подал Насте её сосуд, горячо и страстно поцеловал женщину в губы, после чего мы выпили, не закусывая, и снова поцеловались.

— О, как хорошо и свободно я себя чувствую! — закружилась Анастасия по комнате.

— Я тоже, мой ангел.

— Так что там насчёт Генриха Гейне?

— «Не будь у меня жены и попугая, я давно бы покончил с собой!».

— Боже! И это Гейне?!

— Он самый. А вот ещё: «Острить и занимать деньги нужно внезапно!».

— Тонко подмечено, — рассмеялась Настя.

— И, наконец: «Те, кто здесь, на земле, пили чашу радости, расплатятся там, наверху, тяжким похмельем!».

— Может быть, — задумалась женщина. — Слушай, а водка пошла на ура! Так хорошо я себя ещё никогда не чувствовала. А давай сегодня сделаем шашлык? И сварим картошку. И купим сала. Эти все морепродукты у меня уже комом в горле торчат.

— А баранина в здешних местах имеется?

— А зачем она тебе?

— Завтра хочу плова.

— Понятно. Вообще-то, во Вьетнаме есть всё. Найдём и баранину, вернее, ягнёнка. Пошли на рынок?

— Без проблем. А какие деньги здесь в ходу?

— Всякие. Кстати, рубли совершенно свободно обмениваются на местную валюту. Ну, я не говорю уже о долларах и евро.

— Слушай, а какова у вас на планете геополитическая ситуация?

— У нас на планете? — усмехнулась Настя. — Извини, повторяю вопрос, заданный ранее. Ты, вообще-то, откуда?

— Я же сказал, — из ниоткуда! — буркнул я. — Неужели тебе до сих пор это не ясно!? Ладно, оставим данную скользкую тему. Двигаемся на рынок. Но на посошок ещё по пятьдесят грамм!

— Я, как ни странно, согласна. За любовь, мой милый!

— За неё! — я поднёс рюмку ко рту и вдруг почувствовал стремительно надвигающуюся опасность.

Чёрт возьми, даже в таком райском месте нет мне мира и покоя! Да сколько можно!?

— Ложись! — крикнул я, повалил Настю на пол и закрыл её своим телом.

Нашу уютную и тихую обитель разнесло взрывом в клочья. Стреляли, очевидно, из гранатомёта. За секунду до взрыва я успел сконцентрироваться и сделал встречный выброс энергии, в связи с чем мы с Настей остались абсолютно невредимыми и целыми, а вот дом перестал существовать, как таковой.

Ах, гады! Ну, сволочи, ну мерзавцы, я сейчас вам всем покажу! Я в ярости вскочил с грязного пола, покрытого копотью, гарью и обломками, внимательно оглядел окрестности. Ага! Вот ты где, мразь!

В пятидесяти метрах от меня на песке стоял человек с гранатомётом на плече. Он был одет в какой-то опереточный белый костюм с красным бантом, на ногах имел чёрные с белым штиблеты, а на голове белую с красным шляпу. Человек был европейцем. Рост высокий. Телосложение плотное. За ним маячил десяток полуголых вьетнамцев с автоматами Калашникова и с мачете.

— «Когда герои умирают, на арену выходят клоуны», — мрачно произнёс я. — Генрих Гейне.

— Дорогой, не ходи туда! — запаниковала Настя, нерешительно вставая с грязного пола.

— Милая, ты спрячься на всякий случай вон за тем сарайчиком, а я побеседую с нашими нежданными гостями.

— Саша! Не надо!

— Делай то, что я тебе велю, женщина!

— Хорошо, хорошо!

Я, не торопясь, направился в сторону мужика с гранатомётом. Он изумлённо застыл с открытым ртом. Агрегат на его плече был не хилым, предназначенным для борьбы с танками.

— Привет! — сказал я и сел на песок. — Прошу, — указал я рукой одному из вьетнамцев, который был одет более-менее прилично и стоял сразу за европейцем.

— Э, э, э… здравствуйте.

— Ставлю вас в известность, что вы потревожили мой покой, нарушили гармонию, которая воцарилась с недавних пор в моей исстрадавшейся и истерзанной душе, привели в шоковое состояние мою любимую женщину и почти лишили меня возможности отведать шашлык из молодой баранины. Я уже не говорю о разрушенном доме и, главное, о бесславно погибшем борще! Возмутительно! В связи с чем и почему вы позволили себе такое неуважительное, и, я бы сказал, кощунственное поведение в отношении меня и хозяйки уничтоженного дома?