Николай Соколов - Ариасвати

Когда Андрей Иванович пришел в себя, яркая полоса молнии, зигзагом избороздившая черное небо, осветила на мгновение внутренность храма: из мрака мгновенно выступили на свет и длинный ряд массивных колонн, и барельефы на их пьедесталах, и ряды статуй между колоннами, и алтарь на заднем плане, и темные ниши по сторонам; все оставалось по старому. Только на ярко освещенном полу, в двух шагах от Андрея Ивановича, у подножия той колонны, около которой он стоял несколько мгновений тому назад, резко обрисовался черный четырехугольник плиты, треснувшей и опустившейся под его ногами. Очевидно, если бы он не поспешил тогда отскочить от колонны, то по всей вероятности упал бы в подземелье нижнего этажа храма, быть может с высоты нескольких сажень, и наверное разбился бы о каменные плиты. Он горячо поблагодарил свою счастливую звезду за то, что она избавила его от такой участи.

Между тем буря но затихала, но как будто еще более усиливалась. По небу, уже освещенному лучами бледного рассвета, с ужасающей быстротой неслись черные тучи. Ветер выл, как дикий зверь, и налетая порывами, раскачивал вершины пальм, нагибая их почти до самой земли. Дождь лил по-прежнему, не переставая, целыми потоками. Вокруг храма бешено ревели мутные ручьи, мчавшиеся с гор и каскадами низвергавшиеся в долину. Озеро выступило из берегов и разлилось на громадное пространство. Овраги, заросшие темнолистной лимонией, наполнились вровень с берегами мутной водой, из которой только местами выставлялись одинокие вершины более высоких деревьев.

Печальный вид имел теперь очаровательный ландшафт острова. Взлохмаченные, порывисто качавшиеся деревья, мутные потоки, грязные лужи, темное, покрытое тучами небо, багровый блеск молний, оглушительные раскаты грома и в их промежутках вой ветра и бешеный рев океана — вот что заменило теперь спокойную, смеющуюся прелесть острова. Грустно и тяжело было смотреть на господствовавший всюду хаос. Бессонная ночь, проведенная в душевной тревоге, давала себя чувствовать. Андрей Иванович посмотрел еще несколько времени на мрачное небо с быстро бегущими тучами, на мутное озеро, на перепутанную, будто взъерошенную зелень рощи и отвернулся от своего острова, за которым только несколько дней тому назад уже готов был утвердить название земного рая.

К буре он тоже присмотрелся. Она утратила для него прелесть новизны и даже ее внушающая невольный страх грандиозность не возбуждала в нем другого чувства, кроме тоски и утомления. Нервы его притупились, ослабли. Ни оглушающий треск грома, ни внезапный пожар молний не возбуждали более его утомившегося внимания. Он медленно побрел к своей постели, разделся и быстро заснул глубоким сном.

Потянулись скучные дни. Дождь лил не переставая. Поневоле приходилось проводить большую часть времени внутри храма. Впрочем, заботы об удовлетворении насущных потребностей не дозволяли Андрею Ивановичу сделаться совершенным затворником. Каждый день утром надевал он непромокаемый плащ и отправлялся навестить своих льям, осмотреть поставленные накануне жерлицы и набрать несколько плодов. Наготовив льямам дневной запас травы и расставив на завтра удочки, Андрей Иванович возвращался в свое убежище с кувшином молока и корзиной, наполненной рыбой и плодами, и не выходил уже из него до следующего дня. От скуки он перечитал по нескольку раз все имевшиеся у него книги, изучил в подробности каждый барельеф на стенах и колоннах храма, всякий раз открывая в них все новые и новые красоты, и наконец решился осмотреть другие отделения храма, проникнув в его мрачную глубину, которая, по нелюбви его к темноте, доселе возбуждала в нем непреодолимое отвращение.

Однажды, не зная, чем наполнить свое время, Андрей Иванович зажег, в качестве факела, смолистую ветку эвкалиптуса и, взяв про запас целую связку таких же ветвей, смело вступил через широкую арку, великолепно украшенную художественной резьбой, во внутренность храма. Зала, в которую он вошел, казалась еще выше и длиннее первой; постепенно уменьшаясь и наконец утопая во мраке, ряды колонн, разделявшие эту залу, подобно предыдущей, на три продолговатых отделения, казалось, тянулись до бесконечности. В общем она походила на предшествующую; те же красивые желобчатые колонны с роскошно украшенными капителями, те же барельефы на стенах, причудливые арабески, гирлянды цветов и плодов, женские и детские головки на всех местах, где можно было прилепить какое-либо украшение, но была и особенность, выражавшаяся в том, что во всех промежутках между колоннами, на высоких пьедесталах, стояли одиночные статуи, вроде тех, какие Андрей Иванович видел в лесном храме, только от этих, последних они отличались грандиозностью и высокой художественной работой. Зато в остальном было замечательное сходство: налево от входа виднелись те же характерные посохи, широкие и длинные одежды и остролистные венки на голове; направо — разнообразие одежд и атрибутов, различие возрастов и пола, словом, все так же, как в лесном храме. Андрею Ивановичу даже казалось, когда он всматривался в лица статуй, что он уже раньше видел эти лица, что выражения их и черты ему уже знакомы.