Николай Соколов - Ариасвати

К этому вскоре представился удобный случай. Пока он хлопотал в башне, связывая в узлы и укладывая вещи, ветер вдруг стих, грозовые тучи пронеслись к востоку и на небе проглянуло яркое солнце. Весь ландшафт засиял обновленной красотою. Миллионы дождевых капель на ярко-зеленых листьях обмытых растений засверкали, как алмазы. Дождевые лужи, шумные ручьи мутной воды, стремившиеся отовсюду к ложбине озера, наконец, улегшаяся поверхность этого озера, еще недавно покрытая белоголовыми волнами, — все сияло и сверкало, ослепляя глаза и будто радуясь проглянувшему солнцу. О пролетевшей буре не было и помину. Птицы снова защебетали, закружились в воздухе, четвероногие граждане разбрелись по лужайкам лакомиться сочной, хорошо обмывшейся зеленью. Только кое-где поваленные стволы деревьев, сбитые плоды и цветы да груды обломанных ветвей, покрывавшие землю, свидетельствовали о недавно выдержанной борьбе.

Но Андрей Иванович не обманывал себя наступившим затишьем. Он настолько уже знал особенности тропического климата, что видел в только-что миновавшей буре не что иное, как начало многих бурь. Это было, так сказать, предвестие правильных дождей, составляющих середину тропической зимы. Вслед за этим затишьем, быть может, даже к вечеру разразится новая гроза, и тогда уже ненастье затянется надолго. Можно было предположить не без основания, что теперь остров находится в середине налетевшего с юго-запада циклона: оттого здесь такая тишина, а в это самое время кругом на океане, на многие сотни миль во все стороны, свирепствует буря, океан ревет, как раздраженный зверь, и седые волны ходят горами, обгоняя одна другую и сокрушая все, что попадается на пути их бешеной пляски. Было очевидно, что этот циклон движется в восточном направлении и с юго-запада следовало ожидать новой бури.

Раздумывая обо всем этом, Андрей Иванович тут же, у входа в башню, напился кофе и позавтракал, и затем отправился собирать плоды. В какой-нибудь час с небольшим он успел набрать целую гору бананов, кокосов и плодов хлебного дерева. Предполагая, что этого количества ему хватит надолго, он часть плодов оставил в башне, а другую перенес вместе с постелью, бельем, книгами, необходимой посудой и инструментами в нагорный храм. Почти до вечера провозился он с переноской, торопясь окончить все в один день, и, только втащив на веревке последний груз кокосовых орехов, разрешил себе, наконец, вздохнуть свободно.

Предчувствие не обмануло Андрея Ивановича. Около пяти часов пополудни солнце снова закрылось тучами, подул ветер, сначала слабый, затем все сильнее и сильнее, деревья зашумели, закачались и вскоре ландшафт острова принял тот же самый вскосмаченный вид, как утром. Но теперь Андрей Иванович уже не боялся ни бури, ни ненастья. Он обладал таким убежищем, которому можно было позавидовать. Этот нагорный храм , как он его окрестил и куда он перетащил свои пожитки, мог смело поспорить в грандиозности и красоте с великолепнейшими храмами Индии, где все части здания, снаружи и внутри, покрыты настоящим кружевом из камня самых затейливых, прихотливых узоров, часто служащих бордюром для изящных барельефов.

Храм состоял из нескольких обширных зал, разделенных рядами колонн на множество меньших отделений. Залы сообщались между собой красиво изогнутыми арками, опиравшимися на резные массивные столбы. В каждой из зал, обыкновенно в глубине средней колоннады, на высоких, покрытых барельефами пьедесталах, помещались прекрасно сохранившиеся статуи, отличавшиеся почти античною красотой и правильностью формы, изяществом и законченностью отделки. Статуи были расположены и рядами, чередуясь с колоннами, и целыми группами, и тогда в такой группе одна из статуй, обыкновенно женская, занимала господствующее положение и все остальные казались как будто простертыми у ее ног. Перед группами помещалось обыкновенно нечто вроде жертвенника, богато украшенного со всех четырех сторон резными изображениями человеческих фигур в разных положениях. Такие же изображения были на пьедесталах всех статуй, стоявших между колоннами. Здесь можно было рассмотреть целые сцены охоты и войны, религиозные процессии, картины земледельческого, пастушеского и домашнего быта.

И во всех этих сценах и картинах неизменно являлась главным действующим лицом господствующая фигура группы. Ее легко можно было узнать по атрибутам, ей присвоенным, по одежде, даже по чертам лица. То с цветущим венком на распущенных волосах и с жезлом, обвитым цветочными гирляндами, шла она во главе длинной процессии из мужчин и женщин, в широких и длинных одеждах, с горящими факелами и с корзинами цветов в руках; то впереди толпы вооруженных всадников ехала она на красивом, разукрашенном поперечными полосами коне. На голове ее красовались или гладкий обруч, сдерживавший ее длинные, волнистые волосы, или зубчатая корона. Она с улыбкой простирала вперед красивую руку и громадный, полосатый тигр униженно пресмыкался перед ней, как будто лобзая прах, поднимаемый копытами ее коня. На другой картине, на таком же, похожем на зебру коне, она с царственной улыбкой на прелестном лице, но слегка нахмурив красиво очерченные брови, как будто жестом протянутой вниз руки призывала к покорности толпу вооруженных людей, — и в то время, когда в задних рядах этой толпы еще виднелись зверские физиономии с поднятыми кверху мечами, передние уже покорно становились на колени и с видом умиления, любви и преданности на смелых лицах слагали к ее ногам свое оружие.