Виталий Владимиров - Северный ветер с юга

Спас обед. В двухсветной бальной зале опять-таки белые, круглые, на четверых, столики. Кто жует хлеб с закуской в ожидании супа, кто пьет "домашние" лекарства. Собачий или барсучий жир - собаку съешь, щенком закуси, будешь здоров! - алоэ, или, попросту, столетник, мед липовый, цветочный, пасечный и магазинный, прополис - пчелиный клей - на спирту настоенный, кумыс, чеснок - чего только не насоветует от "бугорчатки" участливая соседка или уверенные знахаре в углу любого базара. Но универсального средства нет. Даже у врачей.

Поначалу потрясло, что молодых и ясноглазых за столами оказалось гораздо больше, чем седых и морщинистых. Потом понял "государственную" логику врачей - туберкулез в старости привычен, как радикулит: мучает при каждом ненастье, но все равно неизлечим до конца, вот и нет веских причин держать стариков в диспансере, у них одна дорога, тем более, что молодых кандидатов хватает с избытком, я же тоже ждал своего места неделю.

Слева от меня за столом - художник, заросший бородой так, что с удивлением обнаруживаешь в этой дремучести веселые просини глаз и белые ровные зубы. Справа - студент Московского высшего технического училища имени Баумана - прыщавый, белесый, вежливый. Напротив - слесарь автобазы. Все мы в коричневых, белесых от частой стирки, пижамах, а слабый пол - в одинаковых, в мелкий цветочек, халатах. От супа я настолько отвык, что мне уже казалось - не может быть вкусной эта вареная похлебка из курицы, картошки, моркови и лука, но на удивление с удовольствием отведал горячего, потом, разохотившись, умял котлеты с вермишелью, запил компотом.

И стало тепло.

Я еще раз оглядел столовую. Столики, как и палаты, делились на мужские и женские. Через два столика от нашего, но в другом ряду, встретился глазами с круглолицей, в мелких кудряшках. Она не отвела глаз, но в конце концов не выдержала, шмыгнула вздернутым носиком, прыснула со смеху, и, наклонившись и прикрыв рот ладошкой, стала что-то шептать своей соседке - тоже молодой девушке, но ярко выраженного кавказского типа. Та еле заметно кивнула в ответ черноволосой обугленной головой, но глаз от тарелки не подняла.

Из столовой после обеда неторопливо разошлись по палатам.

В нашей оказались и бородатый художник и альбиносный студент. Глядя на других, я разделся и залез под одеяло. Правда, для верности носки не снял. Хотел почитать, да почти сразу сморил сон.

Расслабилось тело в теплом сне, распрямилось, отдохнуло от холода. Разбудила, тихо тронув за плечо, медсестра, сунула в руку стеклянную палочку градусника в капельках хлорамина, а через четверть часа снова вошла, собрала термометры.

И палата проснулась.

Лица чуть припухшие со сна и потому кажутся добродушными. Моя кровать вторая от окна, а первой сидел, опершись на подушки, высокий, изможденный человек и, насмешливо кривя тонкие губы, рассказывал сидящему в ногах соседу:

- Я всегда здоровый был. Шутишь, девяносто килограммов живого веса. И выпить мог, не хмелея, бутылку. Впрочем в нашем НИИ - научно-исследовательский институт химических удобрений и ядохимикатов - сокращенное название сам сообразишь какое, спирт всегда водился, выписывали его на протирку и опыты десять литров в месяц. Бутыль здоровая и спирта в ней всегда много, а к концу месяца понюхаешь - одна вода... Три года назад обнаружили у меня инфильтрат под левой ключицей. Клали в стационар, да только антибиотики меня не брали, а я и не тужил - другие всю жизнь с этой гадостью ходят и ничего. Но надо же беде случится. Этой весной опять направили меня подлечиться. А чего ж не отдохнуть? Вот... Стоял я как-то у ворот диспансера, только из библиотеки, книжка подмышкой. А ребята во дворе мячик гоняли. Он ко мне подкатился, я хотел его наподдать, а скользко было - и грохнулся. Книжка стоймя на землю встала, я на нее боком - и три ребра высадил... С марта по июнь держали меня на растяжках, сидя спал, одни мучения. Тут и пропали мои килограммы. Сразу похудел. И пошел процесс полным ходом. ТБЦ проклятый. И чего мне только не давали - стрептомицин, паск, тубазид, циклосерин - один леший, не помогает. Как укол - в жар бросает, пятна по всему телу, тошнит и испарина... Сам выписался, думал легче дома - все-таки питание свое, да и жизнь не как в тюрьме... Нет, не помогло. И решил я, что лекарства из-за нервов не действуют. Пошел к районному невропатологу. Добрая женщина, мать ее некуда, на всю жизнь ее запомню. Попросил ее устроить меня в больницу, где и по нервам, и по туберкулезу специалисты. Она говорит, трудно туда попасть, но если хотите, я вам диагноз напишу такой, чтобы вас взяли. Я согласился, конечно, чего терять-то. Приезжает машина, врач, санитар, жена провожать поехала, прибыли за город куда-то, ну, мало ли загородных больниц? Переодели меня, только странным показалось, что личные вещи отобрали. Решил, порядок у них такой... Втолкнули меня и дверь за мной на три оборота... Батюшки!.. Конюшня, иначе не скажешь, пятьдесят коек слева и справа пятьдесят. В настоящий сумасшедший дом попал я оказывается... Точно... Психи кто как - кто голый на кровати сидит, шишку свою разглядывает, кто под кроватью прячется... Сосед мой, здоровый черт, говорит, убью тебя ночью. Я не растерялся - сам, говорю, тебя убью... Но так девять суток и не спал, вставал только в уборную... Дурачок там был, Миша. Только ему санитар доверял метлу - убирать. Тот схватит на радостях - и давай махать в проходе, вот и вся санитария... Стал я лечащего врача убеждать, что я не псих, а он диагноз мне показывает: попытка самоубийства, тяжелая депрессия. Я ему объясняю, что это районная специально понаписала. Он почти поверил, да как назло конференция у них проходила, он рассказал обо мне, а ему старик-профессор говорит, что дыма без огня не бывает и что меня надо держать еще месяц по крайней мере. Если рецидива не будет - можно выпускать. Да за месяц там у космонавта карниз поедет, не то, что у меня... Все-таки исхитрился я на волю письмо передать. Слава богу, у жены знакомые среди медиков, вот и вылетел я оттуда прямым ходом на эту койку... Хоть отосплюсь за эти девять дней...