Александр Денисов - Гексаграмма № 63

И тут зашумела вода. Будто открыли кран на полную мощность. Аж в трубах засвистело.

– Кто там?! – вскрикнула Таня. – Здесь кто-то есть?

Мы смотрели на дверь ванной комнаты. Окошко над дверью светилось, а сквозь шум воды донеслось неразборчивое пение.

– Николай Николаевич вернулся? – предположил Мишка.

– Попались, – сказал я. Впрочем, после динозавра меня сложно чем-то напугать. Да и мы могли сказать: пришли за компанию с Таней. Она здесь точно по делу.

Шум прекратился. Внутри плеснуло, будто кто-то со всего маху бухнулся в ванну, плеснуло опять, раздались мокрые шлепки, дверь распахнулась, и на пороге возник голый мужчина.

– Ой! – Таня закрыла ладонями глаза.

Шевелюра и борода его курчавились, мышцы бугрились. Из одежды на нем имелась лишь сделанная из полотенца набедренная повязка.

Он тоже заметил нас. Замер на месте, потом вздернул руку вверх с выставленным указательным пальцем, будто показывая нечто на потолке, и воскликнул:

– Эврика! – И со всех ног понесся на нас.

Коридор хоть и был длинным, но курчавый несся по нему со всей мочи и должен был преодолеть это расстояние столь молниеносно, что мы не успели бы расступиться и пропустить его. Если бы нам вообще такая мысль пришла в голову. Мне, например, не пришла. Оцепенение. Остолбенение. Встретить в комнате динозавра казалось более объяснимым, чем увидеть выскакивающего из ванной Архимеда. А в том, что это Архимед собственной персоной, у меня и сомнения не возникло. Как раз накануне я про него читал в «Знание – сила». Даже шуточная картинка в журнале полностью соответствовала происходящему на моих глазах.

Никакого столкновения не произошло. Коридор словно удлинился, и хотя Архимед мчался к нам со всех ног, добежать все никак не мог. А потом он резко свернул, хлопнула дверь, и мы остались одни. Только распахнутая настежь ванная да мокрые следы на полу.

– Куда он исчез? – спросил Мишка.

– К-кто эт-то? – Таня от увиденного вдруг стала заикаться.

Я взял ее за локоть. Девушка дрожала.

– Архимед, – сказал я. – Грек, который кричал «Эврика!» после того, как нашел способ определить содержание золота в царской короне. Ему эта идея в бане в голову пришла, вот он и побежал в чем мать родила.

Мишка прошагал по коридору и остановился там, куда вели следы мокрых ног. С того места, где мы остались с Таней, ничего не видно – стена как стена, но Мишка воскликнул:

– Здесь еще комната!

Он заглянул внутрь:

– Машина… Там машина!

– Времени? – У меня хватало храбрости иронизировать. Спасибо Тане, которая опять держалась за меня.

– Н-нет… вроде бы, – Мишка переступил порог. Голос его зазвучал гулко, как из большого, но пустого помещения. – Идите сюда!

Муравей осторожно приоткрыл крышку люка «Гончей» и осмотрелся. Выпрямился, откинув люк, перелез через шлюзовой бортик и спрыгнул на пол. Самый обычный пол, деревянный. Оптика корабля не обманула. Он находился в комнате. Наверное, той самой. Пустой комнате. Самой обычной. И почему-то знакомой. Если бы не стоящая на паркетном полу капсула. Слева от Муравья раскинулся широкий кожаный диван, по правую руку – книжные полки с плотными рядами томов и фолиантов, поблескивающих золотом и попахивающих невообразимой древностью.

Если здесь когда-то и проживал Творец всего сущего, его следовало счесть аскетом.

Муравей обошел «Гончую» и выглянул в окно. Летний двор. Судя по всему, слишком раннее утро, чтобы кто-то вышел на улицу. Но день обещает быть солнечным – на небе редкие шапки кучевых облаков. Не будь здесь космического аппарата, создалась бы иллюзия заурядной квартиры в самом обычном доме где-то в конце двадцатого века, когда еще века отсчитывались и отсчитывались от рождества Христова.

Муравей подошел к двери и потянул. Выглянул в коридор. Длинный коридор с вешалкой для одежды. Налево – входная дверь, надо полагать, направо – двери в другие комнаты. Затем коридор раздваивался. Насколько мог помнить Муравей, там кухня и еще небольшой закуток, скорее келья, чем комната, с узким, как бойница, окном.

Сомнений не оставалось.

Это его квартира.

Квартира, в которой умер бог.

Муравей зябко повел плечами. Но все же собрался с духом, переступил порог.

Человек сидит в закутке спиной к нему. К окну вплотную притиснут письменный стол, сплошь заваленный бумагами. Человек сидит на табурете, там и тут возвышаются стопки книг. К стене прикноплена фотография – два прогуливающихся человека – один расхлюстанного вида, с седыми, торчащими в стороны патлами, другой – словно иллюстрация чеховского «человека в футляре», да еще в круглых очках.