- Маме... - поправил я себя вслух.
Из глаз неожиданно потекли слезы.
Я не мог все так оставить. Не мог отдать их память на растерзание своре бесчувственных бюрократов.
Я резко встал, и чуть было не поскользнулся в луже собственной крови, натекший из разодранной руки. Я попытался залечить глубокие царапины, но они открылись только шире, и кровь из них полила ручьем.
Мир вокруг казался мутным от слез, ноги неожиданно ослабели, но в голове вдруг ярко и сильно запульсировала незнакомая мелодия. Отдаваясь тяжелыми набатами в ушах, она повела меня вслед за собой.
Обратно в Лагерь.
Шатаясь и спотыкаясь на ровном месте от переизбытка гормональной дряни в крови, я кое-как добрался до своей аудиостанции. Перед моим внутренним взором развернулся знакомый до последнего штриха узор связей.
В голове звучала музыка. И Она настойчиво требовала выхода.
Тяжелый, мелодичный шторм. Раздираемый в клочья молниями яростный водоворот под давящими тяжелыми тучами. Гром, сотрясающий внутри меня все до последней молекулы.
Все это выплескивалось наружу, через станцию. И создаваемая мною музыка загрохотала теперь и вне моей головы.
Но этого было недостаточно. Мне нужен был инфокристалл.
Я, грубо ломая биопластик и заливая все кровью из разодранной руки, вырвал его из установки. Одним банком памяти в ней станет меньше. Плевать.
Я продолжал вести музыку за собой и одновременно стал скидывать в инфокристалл эмообраз.
Все что я видел там, в кристалле. Все что понял и не смог понять. Пещеру Альвандера, Венеру. Стэна и Марту. Марка.
Музыка плавно менялась, следуя моим душевным метаниям. Следуя за рассказом, которым я наполнял инфокристалл, полным всех моих эмоций, ощущений. Я постарался вложить в него как можно более полные образы всех людей, которые там мне повстречались.
Пришла пора прекратить убегать от себя, Артур. Хотя бы ради людей, которые сделали твою жизнь.
Я вдруг почувствовал сильную слабость. Шум в голове стал перебивать течение музыки, мысли стали путаться. Музыка, звучащая из мой станции стала дергаться, словно проигрывалась заезженной пластинкой.
Я понял, что близок к истощению. Но мне нельзя было терять время, и я начал высасывать энергию откуда только можно, не прекращая при этом творить и музыку, и свой рассказ.
Вторым зрением я видел все источники, и первым по силе был мой ковер. Даже не глядя, во что он превращается, я стал тянуть из него энергию.
В гостиной Лил высаживала цветы, и я высосал их всех до дна. Я стал тянуть энергию из дома, даже не задумываясь, что он может упасть мне на голову. Затрещали стены. Доски одна за другой серели и ссыхались.
Раздался громкий треск, и стену слева от меня рассекла огромная трещина. Через нее бил усталый закатный свет Солнца.
Главное закончить во чтобы то ни стало.
Я подходил к концу. Своей музыкой я пытался рассказать больше, чем ведал инфокристаллу. В конце концов, в нем только история о людях и моих чувствах. Лужа, по сравнению с глубоким океаном музыки, в которую я вкладывал все.
Перед глазами возникла мрачная пещера под низким выщербленным потолком, усеянная камнями. Я подходил к концу своей истории.
Изменилась музыка. Она стала осторожным шорохом. Дуновением робкого ветра в преддверии грозы. Вскоре она разыграется в полноценный, обезумевший от ярости шторм.
Стивен... был кодой для этой части. Я уже не видел реального мира, все было размыто в разноцветную невообразимую мазню от слез в моих глазах. Но это не было истерикой.
Лилиана. Моя мама. На нее я потратил большую часть своих сил и времени. Музыка должна знать. А я должен понять. Это женщина подарила мне все, что сейчас есть во мне.
Грэг. Психопат, убийца. А затем загнанный зверь с обостренным чувством совести. И его последний бег в никуда на протяжении тысячи лет. Я сделал все возможное, чтобы музыка внутри меня поняла его.
И я сам. Испуганный, потерявший себя мальчишка с занесенной рукой для смертельного удара. Я помню тебя.
Кода.
Обессиленный я повалился назад со стула и упал прямо в серую пыль, бывшую некогда моим любимым ковром. Щербатый, выцветший потолок, рассеченный шрамами от моего вампиризма качался над головой.
Дело еще не закончено.
Больших трудов мне стоило встать сейчас. Я путался в тунике, превратившейся от крови в ломающуюся под моими движениями бурую корку. Весь пол был в лужах крови. Я посмотрел на свою руку - царапины исчезли. Будто их и не было никогда. Они сейчас и не нужны мне - мама теперь в моей душе. Трясущимися руками, я надел мамин медальон, который до сих пор был обмотан вокруг моей руки, себе на шею.
Читать дальше