Эрик Браун - Нью-Йоркские ночи

Она молча смотрела на него, и в лице ее что-то менялось. Он больше не видел ни осуждения, ни презрения. Элоиза улыбалась.

- Хол, ты достаточно уже прожил с этим чувством вины. В тот день ты сделал все, что мог.

- Ты... - Холлидей протянул руку. - Ты прощаешь меня?

Элоиза подняла руку к губам, словно пытаясь спрятать смешок.

- Хол, тут нечего прощать! Слова прозвучали как отпущение.

Она оторвалась от стены и заспешила к двери. Оглянулась.

- Прощай, Хол, - мягко произнесла девочка. Холлидей вскочил из-за стола и бросился к ней, обегая свой непомерно большой стол.

- Элоиза! - закричал он и увидел, как она толкнула дверь, услышал быстрый перестук шагов, но когда он выглянул, длинный пролет лестницы был уже пуст, она исчезла.

Холлидей долго, наверное несколько часов, сидел в кресле, разглядывая громадный дуб на стенном экране и перебирая в уме все, что рассказала ему Элоиза, все, что всплыло в памяти о событиях того страшного года. В конце концов он задремал, ему снились сны, а потом внезапно проснулся.

Была глубокая ночь. Холлидей снова решил сварить кофе. Занимаясь с кофеваркой, он выглянул в окно и заметил на площадке пожарной лестницы какой-то ворох. Встав коленями на диван-честерфилд, он поднял раму и, не веря глазам, разглядывал съежившуюся фигуру, закутанную в полиэтиленовую пленку большого пакета, которая служила весьма слабой защитой от проливного дождя.

Из-под пленки высунулась маленькая головка.

- Мистер Холлидей, - сонно произнес полудетский голос.

- Кейси? Господи, что ты здесь делаешь? Она села и потерла глаза.

- Меня выбросили из комнаты, где я жила, Хол, - объяснила она. - Мне некуда идти. Вот я и подумала, хоть от дождя спрячусь.

- Господи, но ведь там мороз!

- В пакете не холодно.

- Ты совсем промокла.

Девчонка пожала плечами, улыбнулась. С ее истощенного серого личика стекали струйки дождя.

- Зайди ко мне и обсохни. Ты можешь здесь переночевать. Он подал ей руку, втянул в комнату и захлопнул окно.

Дождь и ветер остались снаружи. Она подошла к камину, и стало видно, что на ней нет ни единой сухой ниточки.

- Кейси, у тебя нет другой одежды?

Она указала на пакет, где скрывался насквозь промокший сверток.

- Я дам тебе что-нибудь сухое. И полотенце.

Он принес из спальни рубашку Барни и свой старый пиджак. Пока она вытиралась перед камином, он отправился в ванну и сполоснул лицо, смывая с себя усталость и боль.

Когда Холлидей вернулся в комнату, Кейси, протянув руки к камину, притулилась на краешке честерфилда. Ей, должно быть, лет тринадцать-четырнадцать, подумал он. Но в этих, слишком больших для нее обносках, она выглядела лет на десять, не больше.

Холлидей налил ей кофе и уселся в кресло.

- Послушай, ты можешь переночевать в соседней комнате. Я работаю до девяти.

- Мне надо в восемь быть уже на работе в палатке, - отозвалась она.

- Завтра мы подыщем тебе жилье, о'кей?

Она кивнула и подняла к губам большую кружку, которая сразу закрыла все худенькое лицо. Когда девочка опустила кружку, Холлидей увидел, что она плачет.

- Мне так жалко Барни, - всхлипнула она.

- Да, Кейси, нам всем нелегко. Он был парень что надо. Она подняла на него заплаканные глаза:

- И Ким... Почему Ким ушла? Холлидей пожал плечами.

- Она сказала... - Холлидей замотал головой. Боль последнего разговора снова вернулась и сдавила сердце. Он так просил, умолял ее не уходить! Сложно это все, Кейси, - наконец проговорил он. - Видишь ли, я ее обманул, а она не смогла простить.

Девочка в недоумении пожала плечами:

- Но ведь вы любите друг друга!

- Конечно. - Он грустно покачал головой. - Она сказала, мы должны пройти испытание. Я по-прежнему с ней встречаюсь. Надеюсь, все еще наладится.

Девочка понимающе кивнула. Они помолчали. Холли-дей налил еще две чашки кофе.

- Хол, - тихонько позвала девочка, - можно я останусь здесь и поговорю с тобой, пока не придет следующий клиент?

Холлидей улыбнулся.

- Почему бы и нет? - весело отозвался он. Общество ему не повредит. Ночная смена - собачья вахта, кругом тишина и покой. Он откинулся в кресле и стал разглядывать огромный дуб на экране.

Снаружи за окнами по-прежнему стучал дождь.