Андрей Язовских - Три с половиной мира

Но съел мясо-то. Так и нет вроде ничего плохого в том: те же белки да жиры, что и в нашей еде. Непривычно просто… Одно дело пасту из миски ложкой черпать, другое, если гусеницу с ветки в рот совать. Хотя на грибных фермах тоже червей не давят, а собирают и уносят куда-то. Может и у нас в столовых в пасту мнут, не поджаривая даже?

А вот со зверя мясо есть – тут уж другое что-то. Приволокли тушу разделанной и без шкуры уже, так что не видал Олекма, каков зверь живым был. И привиделось в кусках сходство с анатомическими картинками. Ну или казнят когда четвертованием – похожие куски получаются.

Запыхтели все нажрамшись, позадумались каждый о своем. От реки холодом веет, от огня жаром. А посередке люди сидят и на небо заглядывают. И ничего им теперь не надо. Правильно Отцы говорят: человеку должно голодным быть, не то обленится. Скажет, что и так сойдет, и стремиться перестанет… Уж Олекма не таков! Теперь вот совсем немножечко полежит, дождется, когда тяжесть в пузе рассосется, и сказку Маухину дослушает. А после решать станет – как через реку перебираться.

Великий дракон путешествует по нити времени, пересекая вечность из края в край. Меж его крыльев натянута сеть, которой он тащит все сущее.

Приближаясь к концам нити, он складывает свои крылья и подбирает сеть. Так все сущее сливается воедино, чтобы рассказать самому себе о былом, и обдумать события, произошедшие в пути.

Это есть великий суд. В миг, когда дракон разворачивается, вся Вселенная сосредоточена в одной точке. Время останавливается и перестает существовать.

Развернувшись, дракон взмахнет крыльями и вновь разметает сущее клубами пыли.

Из пыли будут облака, из облаков будут звезды. Появятся новые Матери, и будут новые люди.

И людьми станут те, кто будет помнить, что у нити времени есть оба конца.

Мать тоже рассказывала сказки. Иногда. Про зверье в основном всякое. Про зайцев тех же, лис, волков, медведей, чебурашек и крокодила, которого звали Геннадием. И люди в сказках вроде были какие-то, но помнилась Олекме только баба-Яга, которая жила в отдельном мобильном кубрике и пакостила, что твой диверсант-лунатик.

Электричество пропало как-то раз. Дней пять крепостные безвылазно сидели, потому что ни шлюзы, ни лифты фабричные не работали. Бабы сперва радовались нечаянным выходным, кинулись на хозяйство. А только много ли нахозяйничаешь, когда тусклый светлячок аварийного освещения сам теплится едва? И жрать охота опять же. Сгрудились всей казармой в досуговой. Там светлее чуть, да посвежее от центрального вентиляционного канала. Сидим. Дети канючат, бабы их лупят. Оно и понятно – самим тошно.

А Мать и говорит: давайте, мол, сказку расскажу. Вначале фыркнули на нее: заколебала, дескать, рассказами своими и поучениями… А потом заслушались, да покрепче чем радостного диктора из телевизора.

Сказка была про брошенную крепость «Теремок». Разное зверье на восстановление отправлено было. А потом нагрянул выселенец медведь… Так вроде было.

Сказки видать для того детям и рассказывают, чтобы к жизни готовить. Добро есть добро, к кому его ни прикладывай; хоть к людям, а хоть и к зверям. И зло тоже есть. На том и стоим, что различить умеем.

Так бы еще чуток полежал, да надо дела справлять, которые после еды бывают. А коли поднялся, так уж и к реке решил сходить, покуда не стемнело совсем. Памятник можно было и насквозь пройти, натоптаны тропинки узкие меж громадных колонн, но не решился отчего-то. Даже мимо идешь – мерещится все тоже непотребное: что выслеживает тебя кто, или ухватить даже норовит. Нет бы – живые дикари так разглядывали, с интересом… А то – камни. Так что мимо мы пройдем, надежнее так-то.

Споткнулся о мысль свою, замер на полушаге… Кто это – Мы ? И где оно? Нету тепереча никакого мы. В самой далекой дали осталось, которая случается только, ибо неведомо где. И есть теперь только Я – Олекма. И ведь не страшно ничуть. И нет в душе смятения, что некому теперь Олекмой командовать, что все самому придется за себя решать. И показалось ему даже, что не такая уж беда – одиночество. Вполне можно справиться, до поры когда найдешь способ вернуться.

Над самой кручей сидела прежняя девка, что мясо подавала. В сторону что-ли отойти, река длинная. А в какую сторону тогда? А чего там в стороне? А если муравьи опять? Да что за дурь-то?

Пошел рядом сесть. А бездна-то раскрывается внизу с каждым шагом, да гул от воды крепчает. Так и не решился до краю дойти, поодаль притулился. Сидят, молчат, заглядывают каждый в свое никуда. Девка и не встрепенулась даже, сидит как статуя, а Олекма ерзает. Подумать только – тупость какая: сидеть рядом, на воду глядеть да помалкивать. Неловко так, чего не скажи – все не к месту.