Андрей Язовских - Три с половиной мира

У Олекмы был свой кубрик. Ну как – свой? Матери его выделили как выдающейся ученой. В кубрике свет с отдельным выключателем, и две запасные лампочки под кроватью. Там же старые ботинки, ржавые плоскогубцы и обломанный перочинный нож. Эти сокровища он в заброшенных мастерских нашел, куда по малолетству бегал без спросу. На кровати матрац волосяной и подушка без дырок. Стена возле кровати крашенная и теплая, не мокнет. Вот, это все его, Олекмино.

Дальше – материн стол. На нем пластиковых тетрадок стопка и книги. Огрызки карандашей в коробочке и моток худых ниток на закладки. Ну и прочее всякое – бабское. Рядом стул и материна кровать. Да, две кровати в одном кубрике! А как вы хотели? Маме еще и паек усиленный полагался, с повышенным содержанием сахара.

Кубрик, стало быть, – на двоих. А за дверью всё уже общественное, на которое у каждого равные права и хотелки: уборные, бытовки, досуговая, склад инвентарный. Надо чего – пошел и взял. Занято – дожидайся очереди или отбери, коли сумеешь. Потому что все кругом знают, что Олекма силен. И лежит где-то в надежном месте бумага, в которой все-все про Олекму записано убористым почерком: сколько раз от полу отжаться способен, как быстро бегает и сколько его в центрифуге крутить можно, пока не отрубится. И стоит под этим всем заверенный печатью высокий балл, позволяющий Олекме стать пилотом. А уж лучшего пути придумать никак нельзя.

Вот и выходит, что было у Олекмы все, о чем только можно и должно человеку мечтать: и быт на зависть, и почет с уважением, и перспективы самые увлекательные. И все-то он потерял разом…

– Не понять тебе этого, дикий старик. Есть у нас такое понятие – Родина !

1.8.

Жизнь Маухи была долгой. Даже с тех пор, как его соплеменники подметили, что вождь явно задерживается на белом свете, прошло уже очень много времени. Ёти как будто забыла о нем, или же готовила дело, срок которого никак не наступал. Он устал ждать своей очереди, бесконечно прислушиваясь к песням Великой Матери. Её голос ласкал и утешал старика, но ничего не требовал, не поучал и не звал. Сложно ощущать себя любимым сыном, будучи самым старым на белом свете. Седой увядающий старик, как трухлявое бесплодное дерево, сухое и изгрызенное внутри, он готов был упасть, чтобы освободить место. Потухшими глазами шарил вокруг в поисках оправдания собственного существования, но видел лишь известные наперед дни и людей. Годы шли, один за другим наслаиваясь на клубок событий, Маухи путался в воспоминаниях о былой любви, крови, рождениях и смертях, и удивлялся – насколько прошлое сложнее и многообразнее грядущего. Лишь изредка выныривая из пыльного мешка собственной памяти, озирался вокруг, беззлобно ворчал на ближних, окликал дальних и терпеливо дожидался того дела, для которого он все еще есть.

Он говорил с мертвыми и пытался выведать у предков свое предназначение. Ушедшие смотрели на него из каменных глыб, сочувствовали и может быть даже скучали… Предполагали, что мать Ети сейчас просто занята: слишком много хлопот вокруг Города. А еще она спешно доделывает болото.

Маухи уже бывал на том месте. Два или три лета назад. Недалеко, дней пять ходьбы. Тогда новый карстовый провал в лесу уже наполнился водой и бурно зарастал однолетними водорослями. Старый вождь обошел будущее болото за пару дней, поразмышлял, зачем оно здесь нужно? Как запас перед засухой? Могильник на случай мора? А не все ли равно… Он решил больше не спрашивать не о чем. В свое время все прояснится. Улыбался, задаваясь вопросом: не похож ли он сейчас на юнца, умудрившегося обидеться на целую планету?

Когда до Вечного Маухи дошел слух что в болото с неба упал корабль, он далеко не сразу увидел в этом начало конца. В прежние времена подобное случалось часто, пока горожане не угомонились. Старик лишь ухмыльнулся, предположив что Мать попросит железяку из болота достать. Для чего-то ведь оно нужно ей, это болото…

Но было что-то еще, какая-то упущенная новость. Маухи прислушался: соплеменники занимались своими делами, предки привычно бубнили о давно минувшем, лес притих, готовясь к осени. Может быть, это звери или птицы обсуждают свои проблемы? Старик решил подойти ближе к комху и попытаться через камень заглянуть в звериные души. Сначала обратился к Сё , которых с возрастом стал уважать более других высокоорганизованных обитателей леса. Муравьиная матка, будучи на сносях, не о чем не знала и знать не хотела. Он перебрал нескольких солдат, находящихся дальше других от муравейника, но тоже ничего не нашел. У него только разболелась голова в попытках разглядеть хоть что-нибудь через фасеточные глаза. Тогда Вождь напросился полетать с орлом и они кружили над бескрайним зеленым морем до самого заката, заболтавшись обо всякой чепухе. Вернувшись в себя, перекусив и уже готовясь ко сну, Маухи вспомнил о долгоухах.