Этьен Экзольт - Богиня бессильных

Более всего прочего смущало меня единственный потребовавшийся для признания себя удовлетворенной оргазм. Воплощение безудержной похоти, в иные вечера она переживала по тысяче наслаждений и требовала большего, оставляя неизменно полноводным свое лоно, иссушить которое удавалось только по истечении нескольких часов изобретательного совокупления.

Фотографии Клауса я так и не увидел.

Не рискуя обращаться с просьбой к кому-либо из моих приятелей, узнавшим бы меня еще более смешным и ущербным, чем представлялось то мне, я позвонил на следующее утро терпеливому профессору. Для этого мне пришлось совершить немыслимый подвиг, то есть открыть дверь в кабинет. Золотистая изогнутая ручка сопротивлялась мне с упорной радостью, пружина ее оказалась превосходящей мои возможности и только когда я, едва не теряя создание, обвис на ней перезревшей змеей, она поддалась, приоткрывая проход. Ударившись плечом о ее черное дерево, я прополз на четвереньках в меньшую из комнат квартиры, почти полностью покоренную старомодным столом с обитой кожей столешницей. Прижавшись спиной к его лакированной тумбе, вытянув ноги, положив на пол обессилевшие руки, я напоминал себе солдата, выжившего после опустошительной битвы, контуженного, потерявшегося и пытающегося понять, кто одержал в ней верх и в какой стороне находятся теперь его враги. Осознав, что они окружили меня, я выгнул левую руку, нащупал тонкий черный провод и дернул его, сталкивая со стола телефонный аппарат в суицидальном веревочном рывке. Неудачно упав, он ударился о пол углом черного массивного корпуса, оставив в доске белесую выбоину, добавляя еще одну ко множеству подобий ее, причины возникновения которых избегали моей памяти. Дельфиньим мерцая блеском, трубка соскочила со стальных рычагов как проститутка с завершившего оплаченное время члена, ударилась о мою ногу и легла возле нее, издавая предсмертный визг. Согнувшись, подцепив кончиками пальцев пружинные кольца провода, я подтянул трубку к себе, обнаружив тяжесть ее чрезмерной. Решив отложить внимание к ней, я снова потянул тот же провод, на сей раз приближая корпус с золотистым диском, распустившим по себе выгравированных на нем бактерий и вирусов, в круглых прорехах позволивший поблескивать красным непрочным цифрам.

Сам телефон являл собой громоздкое чудовище, приподнявшееся на шести крошечных драконьих ножках, воздевшее рычаги ветвистыми острыми рогами, неизменно пребывавшее в состоянии возбужденном и неистовом, как будто брачный сезон его продолжался круглогодично, злобно подпрыгивавшее, когда редкий звонок сотрясал его и державшееся мной на самом краю стола, дальше всех прочих предметов на нем, включая ножи для разрезания бумаг и футляра с опасной бритвой. Чем большим было его удаление от меня, тем в большей безопасности я себя чувствовал. Все предметы здесь были моими врагами. По большей части их купила Ирина, они были покорны и преданы ей, они скрыли бы любой ее проступок, любое предательство, они с радостью набросились бы на меня, если бы только почувствовали позволение с ее стороны. Телефон с восторгом задушил бы меня проводом, маникюрные принадлежности загрызли, кресла пожрали живьем, книги растерли бы по страницам мой пепел, пряча его между опечаток и типографских ошибок.

И все же у меня не было выбора. Палец мой ткнулся в бесчувственное отверстие над одной из цифр, при помощи второй руки повернул открывающий ворота перед варварами диск. Повторив это деяние восемь раз, я подобрал гладкую рыбину трубки, усилием обеих рук закинул ее на плечо, наклонил голову, прижимая холодный пластик к уху.

Выслушав мою просьбу, Гиррон некоторое время не отвечал, смутившись, раздумывая или перебирая варианты, отсчитываемые пробивавшимися сквозь решетку телефона щелчками.

– Мне кажется, я знаю кое-кого, кто может помочь вам. – некоторое сомнение в его словах не смутило меня и я воспылал надеждой дезертира, намеревающегося скрываться в лесах до тех пор, пока его страну полностью не захватят оккупанты. Попросив меня не бросать трубку, профессор совершил звонок по другому телефону, одному из трех белых аппаратов, чувствовавших себя львами в прериях его стола. Треск набираемого номера был хорошо слышен мне, но сам разговор донесся до моего слуха лишь невнятным бормотанием, вынудившим меня в волнении за его результат приблизился к границам забытья. Лишь убедив себя, что, лишившись чувств, я избавлюсь и от возможности выяснить оправданность или глупость своих подозрений, мне удалось избежать зловещей темноты. Закрыв глаза, прислонившись затылком к прохладному дереву, я медленно и размеренно дышал, ожидая возвращения доктора, как, затаившись под виселицей, ожидает алхимика мандрагора.