Ллойд Морган - Битый снег

Так что и детишки, бегавшие по улицам и игравшие в «пауков и солдат» вооружались не «мечами-кладенцами», а «дубинками-самостуками» и «молотками-само… само… (на этом месте у детей обычно начинались проблемы с фантазией)».

Сейчас у человечества шел 1408 год от окончательного разделения земель (между людьми и пауками). Собственно, тогда-то и завершилась самая кровопролитная война между этими двумя видами, и все конфликты, последовавшие после этого (а как без них?) были локальными и малосущественными. Люди и пауки обживали свои земли, плодились и потихоньку прогрессировали, периодически устраивая диверсионные вылазки на территорию неприятеля.

Люди, видящие под боком этих тварей, не решались напасть на пауков по одной причине – не было подходящего мощного оружия. Рукопашная схватка – это, безусловно, стильно, но хотелось бы минимизировать потери, потому что в рукопашном бою один полутораметровый стеклянный паук стоит четверых крепких мужиков с дубинами. К тому же, у пауков крайне острые когти на лапах – они почти без усилия пробивают стальные листы до четырех миллиметров толщиной. А если на человека навесить более толстые пластины – это будет слишком громоздко и неудобно в бою.

Так что рукопашный бой людей делал ставку на проворство и подвижность homo sapiens.

Однако, почти сто пятьдесят лет назад, один столичный инженер выдумал огнестрельное оружие и в настороженные сердца людей проник лучик надежды.

Пятьдесят лет назад было придумано нарезное оружие.

Десять лет назад – не однозарядное ручное огнестрельное оружие – винтовка.

Люди стали готовиться к войне.

Все чаще на улицах собирались ксенофобские митинги (порой даже не спонсируемые правительством), все чаще на стенах домов появлялись рисунки зачеркнутых снежинок – видистский символ, призывающий к уничтожению представителей другого вида. Снежинки издавна ассоциировались с крупицами битого стекла, то есть с поверженными пауками.

Многовековой страх людей медленно перерастал в контролируемую ярость. Казалось, поднеси спичку – и мир взорвется! Начнется страшная война! Погибнут многие тысячи!

Но пока что всё было спокойно.

Пока что.

– Расследование продолжается! – возле здания небольшой типографии стоял горластый голодранец и размахивал газетами. – Убийство брата императора! Кто за этим стоит? Свежие новости! Детали расследования! – Лем приобрел один номер свежеотпечатанной газеты – отец просил его сделать это.

Проводив Розу до дома, Лем направился в сторону своего квартала – скопища небольших пятиэтажных домов. Его отец, Станислав (с ударением на «и») работет инженером на машиностроительном заводе, мама – Сабина – кухарка в одной из столичных гостиниц. Родители Лема уже не молоды – готовятся разменять шестой десяток, но все еще крепки духом и телом и периодически намекают сыну о том, что пора бы уже внуков им нянчить. В шутку, естественно – Лем еще слишком молод для создания своего потомства, поэтому он пропускал это мимо ушей и отстраненно кивал головой.

Лем был доволен своей жизнью: да, жили не богато, но и не впроголодь. Обычная среднестатистическая семья, не хватающая звезд с неба.

Станислав и Сабина, не смотря на то, что не были миллионерами, зарабатывали достаточное количество денег для того, чтобы иметь кусок хлеба с хорошим слоем масла, да еще и обеспечить сыну не самое дешевое в мире образование, за что Лем и был им премного благодарен. Он понимал, что пока еще слишком молод и толком не сможет нормально зарабатывать себе на жизнь. Получив образование в императорском университете, Лем сможет устроиться на завод к отцу, и тогда уже сможет спокойно и взвешенно рассмотреть вариант женитьбы – связывать себя брачными узами с женщиной, не имея собственного стабильного источника дохода – крайне глупо. А работа на заводе всегда хорошо оплачивалась. Однако туда невозможно было попасть без диплома об образовании по специальности «инженерное дело».

– Мам, пап, я дома! – крикнул Лем, когда вошел в квартиру.

Отец кашеварил на кухне, а мама что-то вязала у себя в комнате (комнат было три, что тоже являлось показателем дохода семьи). Парадокс, но в семье Лема готовил еду именно отец – жарил, варил и пек он, как сам господь бог! А мама не могла даже картошку пожарить, чтобы она выглядела съедобной.

Лем переоделся и зашел в кухню. Его отец, высокий и крайне худой мужчина в очках, приветственно махнул ему рукой и продолжил нарезать овощи. На нем был надет фартук со словами «Где моя корова?!».