Ольга Кай - Гемоды не смотрят в небо

– Кость, я с вами!

Он кивает на авто. Юркаю назад. Векшин садится рядом с водителем, задумчиво постукивает пальцами по двери. Я перехватываю его взгляд в зеркале заднего вида.

– Надо тебе?

– А как думаешь? Ты же сам видел! Кость, я поговорю с ним, хорошо? У вас в отделении, под присмотром. Только дай мне фору, пожалуйста! Хоть немного! Не сообщай пока, ладно?

– Ну, знаешь! – Векшин качает головой. – Ладно, я сообщу, когда приедем.

– Понятно. Спасибо.

Что ж, у меня будет столько времени, сколько понадобится, чтобы прислать кого-то из корпорации. Лучше, чем ничего, но придется поторопиться. Касаюсь коммуникатора:

– Макс? Да, я еду в отделение. Нет, за мной не надо. Лучше вот что: я сейчас продиктую данные, узнайте там с Риком все, что можно, и сразу высылайте мне. Слушай: Алексей Аверин… – и замолкаю, ошарашенная.

– Марта? – доносится голос Макса, смешанный с городским шумом.

– Да, погоди… Костя, слушай, они же с Авериной из «Гемода» однофамильцы!

– Однофамильцы? – хмыкает Векшин. – Почти, да. Он выдает себя за ее брата.

* * *

Гемода уводят в допросную, а Костю отвлекают, задерживают у авто, и без него дежурный отказывается меня впускать, несмотря на удостоверение. Успеваю просмотреть биографию Алексея Аверина, присланную Максом, а потом, нервно покусывая костяшки пальцев, жду, глядя в стену-окно: за ней, не подозревая о наблюдении, беловолосый в наручниках и ошейнике растерянно стоит посреди комнаты, потом отходит – не к металлическому столу, а к стене. Привалившись к ней, прижимается щекой. И что-то бормочет. Микрофоны не улавливают тихий шепот, но я точно знаю: «Алексей Аверин, Войсковская двадцать один».

– Ты еще здесь? – гаркает Векшин с порога. – Иди! – и оборачивается к дежурному: – Все в порядке, я разрешаю.

Услышав лязг замков, беловолосый вскидывается и встречает меня, уже стоя посреди комнаты.

– Смирнова, он в ошейнике. Если что – мы отреагируем, – сипит динамик под потолком голосом Кости. – Времени у тебя немного.

– Ясно, – останавливаюсь у металлического стола, указываю на стул. – Садись.

Гемод подчиняется. Звякнув цепью, кладет руки перед собой, переплетает пальцы.

– Я не знаю, что делать. – Он так похож на Рика или маменькиного Ксо, на любого из изделий корпорации «Гемод»! Но голос тихий, и в черных глазах – отчаянная надежда. – Помогите мне, пожалуйста.

Хотелось бы мне оправдать эту надежду! Отодвинув второй стул, сажусь напротив.

– Скоро за тобой приедут. Сейчас я ничего не смогу сделать. К сожалению.

Несколько секунд собеседник всматривается в мое лицо, и в это время я чувствую себя совсем гадко, словно и вправду обманула, заманила в ловушку. Наконец он отводит взгляд. Костяшки его пальцев теперь совсем белые.

– Расскажи, кто ты, и что с тобой случилось. Может быть, тогда я смогу хоть чем-то помочь.

– Я… Я – человек. Алексей Аверин. Работаю в «Горсеверстрое», живу на Войсковской, с женой и сыном… Я, кажется, говорил вам уже, – он смотрит на меня, не отводя полного отчаяния и надежды взгляда. – Понимаете… они говорят, что меня нет. Что я умер.

Я касаюсь коммуникатора, и на виртуальном экране появляется фото мужчины лет до тридцати – светлоглазого, с крупным подбородком, приятной улыбкой, задорными ямочками на щеках и копной золотисто-русых волос.

– Да, – подтверждает мой собеседник, – это я.

– Это – Алексей Юрьевич Аверин. И он действительно умер четыре года назад.

– Нет, – на лице гемода появляется нервная улыбка. – Все так говорят, но это неправда. Они что-то сделали… я не помню, как это случилось, но я… вот же я! В теле гемода или как вы это называете… Я – Алексей Аверин, и я – человек!

– Ты можешь это доказать?

– Да, конечно! Я знаю, я же все помню! Только… – он замолкает, сжимается, снова обхватывает руками голову.

– У нас мало времени, – напоминаю. – Говорите, Алексей, говорите!

Кивает. Бросает взгляд исподлобья на динамик под потолком, на зеркальную стену.

– Когда я пришел в сознание в этом теле, нас было уже два десятка таких же. Одинаковых. Мы жили в казарме, наверное, на территории института, где Аня работает…

– Анна Юрьевна?

– Да, она. Сначала мне сказали, что я участвую в эксперименте, за который хорошо заплатят, что я сам подписал бумаги, хотя я этого не помню. То же самое, думаю, говорили и остальным. Нам запретили общаться. Совсем. И называли по номерам. Я был «А-46».

Пауза. Вздох. Гемод опускает голову, упирается взглядом в собственные ладони.