Ольга Кай - Саоми

Пахло свежей выпечкой.

Кругом шумел дождь, капли, просачиваясь сквозь густую листву, забирались за ворот изрядно потрепанной вязаной кофты… Он сидел под старой липой, дрожа от холода и пробирающей до костей сырости дождливой осенней ночи. И все еще старался уснуть, но на голодный желудок это было не так-то легко, а тут еще запах… Человек досадливо поморщился и открыл глаза.

Вокруг ничто не изменилось — все тот же лес, все так же льется вода с неба. Но запах присутствовал, как назло вызывая в воображении знакомую с детства картину — светлая горница, печь, на столе, под рушником — глиняная миска, в ней — свежие, еще теплые пироги с капустой, рублеными яйцами и луком…

В животе жалобно заурчало. Человек поежился, потер нос широким рукавом, снова принюхался. Запах никуда не исчез, но откуда в лесу пироги?

Нет, невозможно спать, когда в воздухе витают подобные ароматы, а ты голоден, как целая стая волков! Человек осторожно выглянул из-под ветвей, не обращая внимания на то, что по лицу и длинным темным волосам тут же заструилась вода. Он все еще не был уверен, что аппетитный запах — не плод разыгравшегося воображения, но больше не мог сидеть под деревом и внушать себе, что не так уж и хочет есть, и что обедать раз в четыре дня — самая норма для молодого, растущего организма. И пошел на запах сначала медленно, неуверенно, постоянно принюхиваясь, потом увидел слабый огонек, невесть как пробиравшийся сквозь плотную завесу дождя, яростно бьющего по еще не опавшей листве.

Огонек оказался свечой в окне маленького лесного домика. Человек подобрался к окошку и попытался заглянуть внутрь, но перед глазами все расплывалось… возможно, из-за капель, стекающих по лицу. На бег через лес ушли остатки сил, и потому добраться до крыльца оказалось чрезвычайно трудно. Он поднялся на ступеньку, оперся рукой о бревенчатую стену, медленно перевел дыхание. Волосы тяжело упали на лицо, когда он наклонил голову. Некоторое время человек стоял неподвижно под потоками воды, потом провел рукой по все еще непривычно колючему подбородку и, решившись, постучал…

Будь что будет. Наверное, он переоценил свои силы, решив, что сможет постоянно прятаться и убегать, поминутно оглядываясь — не целится ли кто в спину? Прошло немногим больше года, а жизнь скитальца успела опротиветь настолько, что иногда он надеялся однажды заснуть и не проснуться, тихо, без боли перейдя в другой мир. Или его найдут… тоже во время сна, потому что проклятый инстинкт заставлял внимательно озираться по сторонам и, едва зачуяв опасность — убегать, а при нападении — сопротивляться изо всех сил, добавляя к публично оглашенному списку собственных злодеяний все новые и новые…

И вот теперь, промозглой осенней ночью, он готов был отдать полжизни за то, чтобы оказаться там, внутри, за этой дверью, в тепле, исходящем от разогретой печи, и чтобы блюдо с пирогами на столе… Хотя бы посмотреть на них, хотя бы понюхать, потому что при мысли о еде челюсти сводило так, что он даже не уверен, сможет ли хоть что-нибудь съесть. Если, конечно, предложат.

Запах, казалось, становился сильнее с каждым мгновением и буквально сводил с ума. Однако постучать еще раз он бы не посмел, нет. Так и стоял на ступеньке в ожидании. И даже, если бы пришлось ждать всю ночь — не ушел бы никуда. Просто не смог.

Шагов по ту сторону бревенчатой кладки он не расслышал, и потому вздрогнул от неожиданности, когда яркий свет вдруг полился из распахнувшейся двери, заставив глаза болезненно сощуриться.

Стук мне не послышался. Я с сожалением смотрела на тощую фигуру, все еще надеясь, что незнакомец растворится в потоках дождя, исчезнет или, на худой конец, окажется просто случайным путником, нищим, привлеченным ароматами выпечки. Но… надежда испарялась быстро. Человек выглядел именно так, как мне его описали — высокий, худой, с длинными темными волосами, спускавшимися далеко ниже плеч… мало кто из мужчин носил волосы распущенными, а женщинам в нашей местности подобное и вовсе не позволялось.

Ну уйди, ну исчезни!

Видимо решив, что хозяйка лесного домика имеет право знать, кто постучался к ней среди ночи, человек поднял голову. Так и есть, это он: у людей не часто встречаются глаза разного цвета, а у незнакомца один глаз был голубой, а второй чуть потемнее, с зеленоватым оттенком морской волны. Я обреченно вздохнула, устало ссутулившись, отступила в сторону: