Егор Фомин - Лестинца

— Потягнем, други! — шумел один из них.

— Потягнем! — кричал другой, — только бы люльку не обронить!

— Да на кой она тебе, на том свете?

— А Ёнку дам прикурить!

— Дай лучше этим прикурить!

— А они не хотят!

— Да тащи их сюда!

— Не выходит! Они меня держат!

Но уже топор одного из них, не выстоявшего против пяти, бессильно выпал на землю, и хозяину уже не суждено было его поднять.

— Мужики! Нерен помер!

— А люльку не обронил?!

— Нет!

— Ну, стоим тогда, братцы!

И сразу трое врагов пали от точных ударов пастухов. Но все-таки многие прорвались к обозам, растянув левый фланг до бессилия, растворяя его. А еще двое пастухов уже не могли этого видеть.

— Назад, братцы! — закричал один из них, — они кулеш наш поедят!

— Весь?! — раздался голос полный нескрываемого ужаса.

— Весь! — жизнерадостно ответили ему, — гляди, какие у них хавала!

— Не позволим, братцы!!!

И вертелись разъединенные пастухи, окруженные врагами.

Оставив на Ланса центр, Грол бросился на левый фланг. Словно медведь в буреломе мигом возник он в самой гуще врагов, и от его шестопера не спасали ни щиты ни доспехи.

Ланс бился холодно и расчетливо. Сильно связывали руки Крын и Торок. Оба неумело держащие оружие. Но ни одна царапина не тронула ни его, ни его соратников. И ни на шаг не отступил он от своей позиции. А перед ним уже лежали три бездыханных тела, и среди них Рен-Тун, третий принц, отыскавший то, что нашел его старший брат гораздо раньше.

Но даже вмешательство Грола не спасло левый фланг. Разбитый и расчлененный. Еще четверо солдат пали, оплатив смерть еще двух пастухов. Но только когда нападавшие стали падать, пронзенные стрелами, натиск чуть ослаб.

Ригг, остановившись в отдалении накладывая очередную стрелу и натягивая вновь лук, обливался слезами. Горечь смерти на конце стрел душила его, но рука была тверда. И это, казавшееся черствостью, еще больше печалило. Человек приходил в этот мир ради жизни, а он убивал. И, хотя он старался бить врагов в руку или ногу, это не спасало от самого себя.

— Назад! — пронесся крик в тылу солдат, — Ватага напала на замок!

Но только тогда, когда командир солдат, выслушав гонца, приказал спешно отступать, Ригг опустил лук.

Мятежники не преследовали солдат, оставивших на поле больше половины мертвыми. Лишь девятнадцать солдат из сорока и лишь один принц избежали смерти в этой жестокой сече, когда раненных почти не было. Мятежников самих осталось двенадцать человек. Даже четверо обозников погибло, пытаясь помочь воинам. Погибло, не успев даже поднять свое оружие.

Командир замковой стражи торопил своих солдат, кляня себя за то, что не сумел предугадать рейда Ватаги, и за то, что по сути проиграл битву мятежникам. Они бежали так быстро, как только могли, но добежав до Принцевых Ферм, разграбленных и объятых дымом пожарища, поняли, что безнадежно опоздали. Ватажники увели отсюда телеги, чтобы увезти всю богатую добычу из замка.

В распахнутые ворота замка вошли уже шагом. Ватаги здесь уже не было. Все немногочисленные стражи были мертвы, кроме двух стариков у ворот, по-прежнему игравших в кости. Во дворе лежали слуги, сжимавшие оружие. Попадались мертвые женщины, с распоротыми животами. Кругом была кровь, грязь, осколки и мусор.

Ун-Рона нашли целым и невредимым в подвалах донжона.

Поле боя, залитое кровью, в наступавшей ночи казалось еще более мрачным. Политая кровью трава виделась черной. Ригг шел к своим спутникам, встречая взгляды мертвых. Слезы уже не душили. Болело где-то глубоко внутри. Словно оборвалось что-то. Навсегда. Теперь, только теперь Ригг знал, что может убивать.

Его удручало это поле пляски Прали. Этой безумной косматой богини смерти в лохмотьях.

Он видел мертвых пастухов, мертвые глаза Нерка из Шарине, охотника за головами. И мертвого Котьена, вонзившего в него свой клинок. Наверное, думалось ему, они не раз встречались в трактире у Шетена, вместе пили.

Подошел к мертвым Гривену и Шершню. Их руки сплелись, запачканные кровью, на застывших лицах обоих — улыбки. Они были убиты одним копьем. Сел рядом с ними.

Ноги уже не держали.

Поднял взгляд в небо, на котором уже высыпали россыпью звезды.

— Боги! — спросил он у неба, — Зачем, боги?! Что вы хотите от нас на этой Лестнице?! Почему смерть, боги? Что вы хотите показать?! Что вам нужно доказать этим?! Что мы должны увидеть?! Зачем это, боги?! Зачем?!

Небо молчало, бестолково мерцали звезды, от земли шло тепло.