Егор Фомин - Лестинца

Под яростные вопли отчаянно дергающегося в твердых руках Ланса и Крына Итернира, он прижег рану. Потом долго растирал своей мазью, сыпал порошком, а под конец приложил разысканные в лесу какие-то ему одному известные листья и туго перевязал ногу. Ходить Итернир в итоге не мог.

— Изверги! — грозно возмущался он, но как-то непонятно, то ли шутки шутил, то ли горе горевал, — знаю я вас! Вы это специально. Дойдет только один. Извести меня решили! С молодых юных лет! Враги!

Услышав такое Ригг потрясенно замер.

— Как же можно? — тихо спросил он, — ты что же? Как же можно? Вместе пойдем. Не иначе.

— Погодь, — басовито прогудел вдруг Крын, отстраняя охотника, не боись. А то ж криком того… изойдешь совсем.

Он пристально впился взглядом в фигуру сидящего Итернира, примериваясь. Глаза загорелись, руки потянулись к топору.

— Эгей! — громче прежнего завопил Итернир, — вы что?! сговорились?! Уберите его! Он же мне сейчас ноги отрубит! Свои ноги, не казенные!

— Правильно, — качнул головой принц, сам еще не понимая, что собрался делать Крын, — по самую шею.

— Нельзя по шею! — закричал Итернир, пытаясь встать, — никак нельзя! И вообще! Это моя сверхзадача издеваться над вами, а не наоборот!

— Не боись, — проворчал Крын, направляясь к опушке, — ногу тебе ладить буду… не рубить же… вроде…

Ошарашенные его действиями спутники смотрели, как тот, долго ходил между деревьями, легонько трогая их рукой, примерялся. И глаза его утратили прежнее безмятежно-бессмысленное выражение, протаяв внутрь глубиной и блеском. Руки зажили, словно своей, жизнью, олицетворяя уже не неуклюжую силу, но точность мастерства.

Он остановился возле молодого деревца, приноровился, прицелился и одним точным движением срезал его. Сияющий и довольный вернулся к своим спутникам, и лицо его лучилось каким-то недоступным знанием и умением.

Руки двигались, постукивая топором, и движения были столь же точны и скупы, как и движения Ланса во время боя.

— Вот, — гордо поднял он свое изделие, — готово… вроде.

— И что это такое? — удивленно поднял бровь принц, глядя на кривую толстую палку с обмотанной тряпицей планкой на торце, и ручкой посередке.

— Нога, — уверенно заявил Крын, — только деревянная.

— Ах ты лапоть! — возмутился Итернир, — совсем меня сгубить хочешь? Сам на такой кривульке и ходи!

— Щас покажу, — ничуть не обидевшись, подошел Крын к Итерниру.

Одним движением он вздернул того на ноги, и сунул под мышку со стороны больной ноги свою палку. Так, что обмотанная планка пришлась как раз в пазуху руки.

— Вот, — сказал он, — ты на эту… как есть и опирайся… а на ногу… эту… болезную… не ступай вовсе…

— Ступай, не ступай, — заворчал Итернир, и, опираясь на палку, ухватившись за ручку, попытался сделать шаг.

Когда первое раздражение прошло, он понял, что кривой этот костыль на удивление хорошо пришелся впору. И кривизна была в нужном месте и ручка. И ходить было, если и не привычно, но можно.

— Эдак ты и крылья, наверное, сделать можешь? — ошеломленно спросил Ригг.

— Не… — озадаченно, но совершенно серьезно почесал вихрастый затылок Крын, — не могу… наверно… это же как напиться надо…

Скоро собрав вещи и затоптав костер, двинулись дальше. Ригг великодушно принял мешок Итернира, и тот, старательно поблагодарив его, заковылял на своей палке.

Лес вокруг них был чист и светел. Листва бросала узорную зеленую тень на спутников, и солнце весело подмигивало сквозь кроны деревьев. Подлеска практически не было и идти было легко и приятно. Ригг заворожено глядел по сторонам, вспоминая родные леса, наслаждаясь уютом. До боли напоминал этот лес светлые леса родины.

Только одним было это место необычно: кроме шелеста листвы не было никаких звуков. Даже птицы не пели.

— Это, наверное, специально все! — ворчал Итернир, отвлекая от наслаждения красотой природы, — так все построено, что порядочному человеку поспать некогда. Как подъем, так в ночь все упирается! Уж не помню, когда и спал-то последний раз нормально.

— Погоди, — вдруг легким движением остановил Ригг, настороженно вслушиваясь, — слышите? Птицы.

Все замерли, пытаясь уловить далекие звуки. И сквозь шепот деревьев услышали далекие трели. Упоительно и самозабвенно заливался певун. Песня затягивала, словно звучала все громче.

— Ну, птицы, — заворчал все же Итернир, — ну и что? Одну такую все равно уже съели.

— То другая птица. Та не поет, — с легкой грустью ответил Ригг.