Расселл Джонс - Люди с того края. Вторая книга дилогии

Вообще, это был сценарий, жить по которому хотелось мне с друзьями. И многие взрослые тоже были «за». «Одичавшие внуки переселенцев Первой волны на планете с завершённым терраформингом» – столько старых книг было про это! Мы в лагере даже ставили пьесу по мотивам Хайнского цикла Ле Гуин. Точнее, по мотивам виртуалки, которая была по мотивам Хайнского цикла, но это мелочи.

А ещё, тоже в лагере, студентки из старшей учебной группы сделали совместный проект, где был показан вариант магического переосмысления всего привычного нам. Техника, корабли, история, даже одежда! Читалось это как фантастический роман… Потом их включили в группу, которая высаживалась на Новую Йокогаму.

Но проблема была не в местном населении. С ним всё было просто – у нас почти сразу и словарь составили, и переводчиков настроили, и карту загрузили. Им явно было хорошо внизу, а значит, и нам всем будет хорошо, ведь мы и они – одинаковые люди. Обжитый участок изучили досконально: воздух, почву, воду… Но только его.

Остальная планета была с сильными магнитными аномалиями, из-за которых отказывали дроны. Разведботы туда не долетали, и с выпущенных спутников шли сплошные помехи. Доступной и открытой была только «земная» зона. Мы даже не знали толком, что там! И даже не знали, почему мы не можем выяснить!

Аномалию разгадал папа Саид. Вначале её сочли природной, потом подумали на инопланетян – на них всегда думали, когда было что-то не так. А он взял – и всё объяснил. Это была система противометеоритной обороны, как на кораблях Первой волны колонистов, только изменившаяся, с испорченным программным кодом. Как будто та система скопировала себя, и так несколько раз, поэтому накопились ошибки. То есть не ошибки, а мутации, потому что система продолжала работать и даже развиваться. Но связаться с этой системой никак не получалось – она стала как бы чужой для нас.

Мутация такого масштаба всегда оставалась теоретической. Папа Саид называл её «поэтической». Это звучало приятнее, чем «абсурдная», как говорили другие. Папа Саид занимался как раз такими мутациями, а его оппоненты считали, что масштабных длительных мутаций не может быть – «система коллапсирует». Всё равно никто не мог просчитать, то там может быть: для этого нужны были такие же мощности, как для гиперпространственных прыжков.

С папой Саидом спорили. Но в итоге его версию приняли за основную. Папа Саид говорил, что это была приятная версия. У него имелась другая разгадка – но её даже не записали. Что каким-то образом искусственный интеллект системы противометеоритной обороны обрёл сознание. «Почему тогда ИИ на наших кораблях не эволюционировали?» – спросили его, когда он озвучил эту мысль.

В общем, взрослые опять принялись спорить. Технические инженеры спорили о том, что именно ослепляет технику. Научные инженеры спорили, спонтанные это мутации или индуцированные, а если индуцированные, то чем. Социопсихологи спорили об общественном устройстве в деградировавшей колонии. Даже простые пассажиры кораблей никак не могли прийти к общему соглашению – что делать, как относиться к аномалиям, опасны они или нет… А ведь разбудили очень многих! Разумеется, еды нам хватало, но вкусностей стало так мало, что неквалифицированным пассажирам разрешалось заказывать расширенное меню только раз в пять дней.

Из-за этих споров заморозили всё. Запросы и заявки заворачивали. И ни одну проблему не могли решить – даже общим корабельным голосованием! Обычно серьёзные задачи решаются по правилу «семидесяти и десяти», и всегда договариваются заранее. А теперь получалось максимум пятьдесят процентов «за» и по меньшей мере двадцать пять процентов воздержавшихся. В школе такое соотношение голосов называли «штилевым» и определяли его как демократический кризис… И об этом тоже спорили!

Теперь я тоже могла участвовать в обсуждении. Но всё получилось не так, как я представляла. У тех, кому не исполнилось двадцати пяти, была лишь треть голоса во всех серьёзных голосованиях. Я это и раньше знала, но я и представить не могла, что мне будут припоминать недовес моего голоса всякий раз, когда я буду высказывать своё мнение!

Остальное тоже выходило иначе. Вот тоже момент синхронизации: все люди подвешенные, и в моей жизни сплошные непонятки. Даже с днём рождения вышло скомкано, потому что тот, кого я хотела увидеть, даже не ответил на моё приглашение. Хотя оставлял мне сообщение! Зато незваным припёрся мой первый, а я его уже в лагере бросила и видеть не могла. Но отчего-то он решил, что теперь мы можем снова встречаться. Конечно, я его выпроводила, но настроение было испорчено.