Олег Готко - Инкубатор. Книга II

Наверное, такое вот нетерпение и должен чувствовать тот, кто жаждет идти к цели по трупам. Возможно, именно это, а не сам факт убийства, и делает человека душегубом?..

Звонят только утром. Всю сцену Шевцов разыгрывает как по нотам. Недоумение! Недоверие! Крик души! Понимание. Погружение в горе. Неизбывная печаль при прощании…

Затем звонок пасынку. В Штатах ночь. Сонный голос. Что случилось? Мама?! Как?!! Вылетаю…

После разговоров эмоции Сергея тоже не накрывают. На них опять просто не хватает времени. Он быстро собирается и едет в столицу. И пока добирается, голова занята предстоящим делом.

Шевцов стоит недалеко от входа в аэропорт. На нём джинсы и лёгкий серый пиджак, под которым рука сжимает обрез. Он нарочито лениво водит головой по сторонам, внимательно высматривая блюстителей порядка. Они не должны, не имеют права помешать!

Вокруг суетятся люди, не ведающие, что истекают последние секунды их существования. На задворках сознания копошится мутная мыслишка, но её нельзя трогать. Почему? Потому что она хуже ментов.

Из дверей аэропорта выходит Жорка. Осунувшееся лицо, потерянный взгляд. Ему всего двадцать. Пусть таким и остаётся.

А он сам? Останется ли что-нибудь после него? Хотя бы силуэт в окне, навевающий дежавю тому, кто живёт по-настоящему? Впрочем, имеет ли это значение? Тот, за межоконьем, будет помнить действительность, где Сергей любил Анну, хоронил отца, убивал дорогих сердцу людей…

Когда этой реальности не станет, там никто не заметит случившегося. Так происходили и будут происходить апокалипсисы, предсказанные теми, кому открывалось межоконье, и незамеченные оставшимися жить. Вселенские катастрофы нестрашны, разве что кому-то приснится кошмар. Или каждый страшный сон – свидетельство конца света?..

Наверняка закольцованная реальность исчезает бесследно, в лучшем случае оставляя после себя бесплотные эманации. Зачем? Чтобы продолжилось истинное время? Может, и так, но это известно лишь господу богу и местному клону его…

Сергей рад, что не ощущает себя богом. В этом заключается его пусть бессмысленная, но свобода от всего, сущего здесь и сейчас. Да и что боги? Легенды о том, что делали с якобы непокорными Яхве, Шива и иже с ними, старательно передаются священниками не без тайного умысла, иначе им грозит безработица. На самом деле боги обречены творить миры и населять те людьми, потому что сами не властны разрушить созданное.

Смешно думать, что у них рука не поднимается. Просто они только и способны, что угрожать через своих холуев апокалипсисами, которые в конечном итоге претворяют в жизнь сами подопечные. Хотя бы по той простой причине, что подобие не означает полной аналогии. Богам, в отличие от тех, в кого вдохнули жизнь, не дано сойти с ума, истребить самоё себя, да и, в конце концов, просто удовлетворить зависть к существам, способным на это. Боги обречены создавать миры и только. Ад – наша фишка. Так что добро пожаловать.

Пропуском сюда служит проклятая петля времени, которая есть на вые у каждого. Так уж всё устроилось. И она неумолимо сжимается. Пуповиной ли при рождении, морщинками ли на шее любимой…

– Здравствуй, пап…

Голос Жорки наконец-то высвобождает всё, накопившееся с убийства Анны. Лопаются запоры, рушатся плотины, и Шевцова охватывает огромная, распирающая грудь радость. Дивный восторг заливает окружающее жемчужным светом. На пике экстаза он направляет обрез на пасынка и жмёт на спусковой крючок. Сейчас!..

Внезапно всё вокруг выворачивается наизнанку и обращается чудовищным негативом: в сером небе на месте солнца возникает чёрная дыра, Жоркины зрачки вспыхивают неестественно белым. За бесконечное мгновение до того, как боёк соприкоснётся с капсюлем, Сергея молнией пронизывает мысль, от которой цепенеет в беспросветном животном страхе: «Зачем силуэт заставил меня сделать это?..»

Силуэт ждёт выстрела. Чужие эмоции, раз за разом накатывающие волнами, мягко колышут его сознание. Он полулежит с закрытыми глазами в продавленном кресле цвета гнилой вишни, привычно поглаживая кота на коленях. Тот довольно урчит, уставившись на огонёк толстой чёрной свечи, горящей на столе. За окном в сумерках тонет остов сожжённой пятиэтажки.

В миг слияния, когда ещё одна сущность хлынула в тело, заполняя его сладким ужасом, Сергей стонет в истоме. Эхо выстрела ещё тает вдалеке, как вдруг кот запускает когти в хозяйскую ногу и громко шипит.