И всё же судьба вновь постучалась в дверь. Так затворник истолковал пламенные речи хорунжего, когда тот на следующее утро заговорил членораздельно и даже начал рваться в обратный путь. Колдун дал хворому отвара для восстановления сил, и тот вскоре затих со словами:
– Ехать надо… Судьба отчизны…
– На чём ехать-то? Коня потерял, теперь дело за головой осталось… Козни, смуты, крамола – тоже мне достойное занятия для витязя, тьфу! – сплюнул Отес и вышел во двор, продолжая бормотать: – Распри, шатания – сколько их было и сколько будет… А нечисть – она и есть нечисть, поэтому истреблять её нужно всенепременно. Так что теперь думать надобно о главном – не гоже землю свою, где потом и кровью утвердились, на поругание отдавать.
Небо было безоблачным, время, судя по светилу, приближалось к полудню, и это лишний раз напомнило колдуну о том, что рассказывал хорунжий.
– Полудника, значит, к солнцевороту ждут, – пробормотал он, направляясь к разорённому курятнику, где уже восьмой год обитал чёрный петух. – Что ж, пришло, видать, пташка, наше время.
Отес вернулся в дом с кочетом, так толком и не пришедшим в себя после суматохи, учинённой бестолковым молодцем, поднялся наверх и принялся за приготовления. Предполагалось, что давно задуманное должно было воплотить в жизнь его сокровенное желание, но по всему выходило, что нынче на первом плане оказалась необходимость спасать родную державу от нечисти западных пределов. Тут уж не до своих прихотей. Остаться бы живым и то хорошо…
Наложив особым образом на петуха руки, Отес проделал всё, как было написано в манускрипте, найденном лет восемь тому в обширном собрании книг, а затем запер его в клетке. Гордая птица, хоть и не подозревала, какой не то подвиг, не то позор ждёт её в будущем, всё же злобно зыркнула на хозяина, нахохлилась и застыла.
* * *
Несколько дней прошло в обычных заботах, если не считать того, что Отесу приходилось постоянно отмахиваться от хорунжего, зудящего подобно комару. Тот всё не мог уразуметь, что отшельник вовсе не горит желанием стать придворным волшебником, и призывал срочно выбираться в город. Дружинник даже сдуру заявил, будто колдун, мол, всё назло подстроил.
– Голову мне заморочил, вывел на пасеку, коня сгубил! – брызгал слюной тот в запале. – Чернокнижник окаянный!
– Не хули, Ахайло, и не хулим будешь… А коня нового купишь, – отвечал Отес, в который раз изучая рукопись Грофа и лениво раздумывая, не наслать ли на незваного гостя заклятие молчания. Вынудить заткнуться безлошадного витязя было легко, но, с другой стороны, казалось это ему несправедливым. Тот, как-никак, не о своём благе беспокойством терзался.
– За что?! Я дружинник, а не торгаш какой-нибудь! Да какой я теперь без гнедого дружинник… – Хорунжий ненадолго унывал, но вскоре снова заводил песню о державе в опасности.
– А знаешь что, друг мой нелюбезный, сходил бы ты в деревеньку, – произнёс ведун, откладывая пергаменты и поднимаясь из-за стола.
– Да нету у меня на нового коня денег! – вспылил Ахайло.
– А кто говорит о коне? Деревня бедная, скотины раз-два и обчёлся, так что никто тебе его и не продаст.
– Ну а вдруг как Гнедыш в деревню вернулся? – оживился хорунжий. – Наведи чары – верни мне коня!
– Недостойно меня конокрадством заниматься!
– Какое ж тут конокрадство? Это ж…
– Нишкни, дурак! – цыкнул колдун. – Гнедой твой, если вдруг и приблудился, то мужичками уже так пристроен, что его днём с огнём не сыщешь. Хотя, скорее всего, конь сгинул в болотах… Ты просто так сходи, узнай новости, может, и нет уже никакого заговора – на пшик изошёл. Или же кат давно окоротил крамольные мысли вместе с головами.
– Да ты что! – взвился Ахайло. – Отборная дружина – это сила!
– Угу, кто ж спорит? Пчельню разорять, курятники изничтожать – тут много ума не надо, – невесело усмехнулся волхв, затем лицо его стало серьёзным, а взгляд пронзительным. – А куры со страху околели, петух сам не свой, да и у дворовых потрясение нешуточное, который день уже на глаза не показываются! Ещё, чего доброго, по кикиморам подались! Собирай потом их кости по кочкам… Придётся тебе, милок, должок отработать!
Хорунжий хотел возмутиться, мол, его долг перед родиной – тебя, чудодея строптивого, побыстрее в город доставить, а не курятники чинить, но выражение глаз отшельника не позволило. Потому дружинник потупился красной девицей и спросил:
– А что делать-то надо?
– Прикатишь мне бочку навоза из деревни.
Читать дальше