Сергей Дмитрюк - Агнец в львиной шкуре. Цикл «Лицом к Солнцу»

Посреди поляны Хрящ всё ещё мастерил гроб, с вдохновением скульптора обтёсывая толстый древесный ствол. Полуденное солнце нещадно палило, заливая поляну ослепительными красными лучами, но старатель, казалось, не замечал этого, увлечённый своей скорбной работой.

«Ягуу-ууу-уу-у…».

Протяжный вой шершера разнёсся над лесом, действительно, чем-то похожий на вой шакала.

– Что это, Максим? – Юли, зябко ёжась, прижалась ко мне, подняла лицо, освещённое луной.

– Ничего… Это шершер воет… Не бойся, сюда он не придёт.

Я крепче обнял любимую за плечи, вслушиваясь в леденящий душу вой. Сам я тоже слышал его в первый раз, но Кулак рассказывал, что шершер всегда воет по ночам в конце месяца в самую полночь. А сегодня как раз то самое время. Кулак вообще любил рассказывать всякие лесные пугалки, будто мы с Юли были детьми.

В сером свете луны, стлавшемся над дощатым полом, подобно туману, проступал край деревянной лавки в углу, бревенчатые стены, крепкая, умело сработанная дверь, запертая на железный засов. Нет, сюда шершер не заберётся. В узкое, похожее на щель, окно был виден край чёрного ночного неба, залитого лунным светом. Звёзд совсем не было видно.

Вот на фоне неба появился широкий лохматый лист, похожий на лист пальмы, и на полу, в полосе лунного света, возникла и вытянулась до противоположной стены чёрная тень. Пожалуй, эта тень – единственная реальная вещь в этом, похожем на сон, мире.

Я взглянул на Юли. Она тоже смотрела на меня, будто изучала моё лицо. Глаза у неё сейчас огромные и глубокие, как ночь за окном, и такие же серые. Сказала, как будто только что догадалась о чём-то:

– А ведь ты тоже боишься, Максим!

– Боюсь?.. Что ж, пожалуй, боюсь… Ты права, – признался я.

Юли обняла меня за шею, уткнулась лицом мне в грудь, тяжело вздохнула:

– Ой, Максим! Скорее бы кончилась эта ночь! Скорее бы утро!

Да, она права, я тоже с трудом переношу здешние ночи, залитые мертвенным светом луны, а теперь ещё и этот ужасный вой шершера.

Полоса лунного света затрепетала, словно на ветру. Скоро уже утро! На небе начинают появляться облака, значит скоро утро. Здесь всегда так.

– Максим! – позвала Юли. – А правду говорят, что у шершера шесть ног, грива, как у льва, а голова, как у крокодила?

Я удивлённо посмотрел на неё.

– Где ты такое слышала?

– Хрящ рассказывал.

– Ерунда! Это он шутил так. Все звери здесь такие же, как и на Земле или почти такие же. Они привезены сюда с Земли… и лес этот тоже привезен с Земли. Поэтому у них не может быть шести ног! Такое бывает, наверное, только у мутантов в зонах захоронения радиоактивных отходов, но люди там не живут. А шершер… Он похож на обычную собаку, только больше. Кулак мне рассказывал… Спи!

Опять завыл шершер – протяжно и тоскливо. Я нащупал кобуру, висевшую на стене, вынул пистолет. Патрон остался всего один, последний. Я встал с топчана.

– Ты куда? – встревожилась Юли.

– Сейчас. Не бойся! Я только посмотрю что там.

Я подошёл к двери, отодвинул тяжёлый засов. Жалобно заскрипев, дверь отошла от толстого бревна, служившего косяком. Широкая полоса серого лунного света проникла внутрь дома. Я раскрыл дверь совсем и остановился на пороге. Поляна, служившая главной и единственной улицей в посёлке, была пуста. В лунном свете всё вокруг выглядело как-то нереально и нелепо, как-будто это была огромная театральная декорация: и бревенчатые дома на сваях, и чёрная зубчатая стена леса с обеих сторон вырубки, и луна, похожая на большой серый фонарь. В самом дальнем конце посёлка светился крохотный огонёк. В этом месте стояла контора, и сейчас там, наверное, никого нет. Только Кулак сидит за столом и хлебает из глиняной кружки бродило, да иногда подходит к окну, ковыляя на своём костыле. Всё смотрит, не наступило ли утро.

Вот уже вторую неделю, как мы здесь, а каждую ночь повторяется одно и то же: серый свет луны, этот огонёк в конторе, словно мутный светящийся глаз самого Кулака, выискивающего в ночи неведомую опасность, и вот теперь ещё и заунывный вой шершера в лесу. С тех пор, как мы появились здесь, Кулак пьёт не переставая. Похоже, он кого-то боится, поэтому и не спит по ночам. Работу свою совсем забросил. Всё ждёт того самого поезда, которого нет уже несколько месяцев. Старатели целыми днями без дела уныло слоняются по посёлку. Только и слышно что разговоров, как об этом поезде. А его всё нет, и нет. Действительно, в этой глуши недолго и с ума. Юли с каждым днём всё больше хандрит. В Шэнь-Цян ждёт Ен с Наокой, а я застрял здесь, и не известно, когда мы сможем выбраться. Провизия у старателей давно закончилась, и теперь мне часто приходится самому бродить по лесу в поисках какой-нибудь пищи. А старатели в лес не ходят, боятся, только не говорят чего или кого. И, вообще, здесь творятся странные вещи. В лесу, около посёлка я несколько раз видел какие-то непонятные следы, но так и не понял, кому они принадлежат…