Мэри Шелли - Франкенштейн

Почему я не умер тогда? Почему не впал в забытье и не обрел вечный покой? Смерть уносит столько цветущих детей, столько невест и юных возлюбленных, столько молодых людей в расцвете сил и надежд! Из какого же материала я скроен, если смог выдержать такие удары судьбы, такие ужасающие душевные пытки, рядом с которыми пытка на колесе и дыбе может показаться невинной забавой?

Однако мне было суждено выжить. Минуло два месяца, и я, словно очнувшись от нескончаемого тяжкого сна, обнаружил себя в тюремной камере, на убогой койке, в окружении тюремщиков, надзирателей, решеток и запоров – всего, что является непременными атрибутами жизни в заточении. Стояло хмурое утро, когда сознание вновь вернулось ко мне. Я начисто забыл все, что со мной произошло, и помнил только то, что на меня обрушилось какое-то огромное горе. Но, когда я осмотрелся, увидел железные прутья на окнах и грязную камеру, память вернулась, и я глухо застонал.

Мой стон разбудил старуху, которая дремала в кресле рядом со мной. Это была жена одного надзирателя, которую наняли мне в сиделки. Черты ее лица были топорны и грубы – эта женщина была из тех, кто привык без всякого сочувствия видеть чужое горе. Она равнодушно обратилась ко мне по-английски, и я узнал голос, который не раз чудился мне во время болезни:

– Вам, должно быть, малость полегчало, сэр?

Я едва слышно ответил:

– Кажется, да. Но если то, что я вижу, явь, а не сон, остается только пожалеть, что я еще живу и кое-что чувствую.

– Ваша правда, сэр, – сказала старуха, – если вы имеете в виду того джентльмена, которого вы придушили. Пожалуй, оно бы и лучше, если б вы померли; а так вам придется туго. Но это не мое дело. Меня приставили ходить за вами и поднять вас на ноги. А уж это я делаю на совесть.

Я с отвращением отвернулся, не желая больше ее слушать. Но я был еще слишком слаб, чтобы вполне разобраться в происходящем. Здесь, на тюремной койке, вся моя жизнь казалась мне сновидением. Порой я начинал сомневаться, было ли все это в действительности.

Когда возникавшие передо мной смутные образы стали более отчетливыми, у меня начался жар и мое сознание помутилось. Возле меня не было никого, ничья дружеская рука не могла поддержать меня. Пришел врач и прописал лекарство; старуха приготовила его и дала мне. Но оба они относились ко мне с полным безразличием и пренебрежением. Кому мог понадобиться убийца, кроме палача, спешащего сделать свое дело?

Так я думал поначалу. Но вскоре мне довелось убедиться, что мистер Кирвин обошелся со мной очень гуманно. Та жалкая камера, в которой я находился, считалась лучшей в тюрьме, судья также позаботился о враче и сиделке для меня. Навещал он меня нечасто – стремясь облегчить мою участь, он в то же время не хотел выслушивать мой бред и быть свидетелем моих мучений. Его краткие посещения сводились к тому, чтобы проследить, выполняются ли его указания.

Как-то раз, когда я уже начал выздоравливать, я сидел на стуле. Глаза мои были полузакрыты, а лицо имело бледно-зеленоватый цвет, как у покойника. Я постоянно думал о том, не свести ли мне счеты с жизнью, – это гораздо проще, чем продолжать бесконечную череду мучений, выпавших на мою долю. Для этого достаточно было бы признать свою вину и подняться на эшафот, хотя в смерти Анри я был не более виновен, чем несчастная Жюстина в смерти моего брата. Об этом я думал в тот момент, когда дверь камеры распахнулась и вошел мистер Кирвин. Лицо его выражало сочувствие; он придвинул стул, сел рядом и обратился ко мне по-французски:

– Я вижу, как вам тяжело здесь. Не мог бы я чем-нибудь облегчить вашу участь?

– Благодарю, – отвечал я. – Все это мне безразлично; нет на свете ничего, что могло бы доставить мне облегчение.

– Я знаю, что сочувствие на словах едва ли поможет тому, кого постигла столь тяжкая беда. Но я полагаю, что вы довольно скоро покинете эту камеру. Я склоняюсь к мысли, что вам будет несложно найти доказательства вашей невиновности и обвинение будет с вас снято.

– Это меня заботит меньше всего. Я оказался вовлечен в череду необычайных событий, что сделало меня несчастнейшим из смертных. После того что я пережил и продолжаю переживать, смерть больше не кажется мне злом.

– Да, недавние события действительно выглядят странно и прискорбно. Вы случайно оказались на нашем побережье, были схвачены и обвинены в убийстве. И первое, что предстало перед вами, было тело вашего близкого друга, убитого при загадочных обстоятельствах и словно подброшенное именно вам каким-то демоном.