Мэри Шелли - Франкенштейн

Волны продолжали реветь и швырять лодку, как щепку. Я находился в море уже много часов и чувствовал жгучую жажду – первый предвестник грядущих страданий. Тучи стремительно неслись по небу, гонимые ветром, море почернело и покрылось разводами пены. Я думал об Элизе, о своем отце и об Анри Клервале; всех их я покидал, и чудовище, утратив меня в качестве объекта мести, могло со всей кровавой жестокостью обрушиться на них. Эта мысль привела меня в такое отчаяние, что я до сих пор не могу вспомнить о нем без дрожи.

Так проходил час за часом, однако, когда солнце начало клониться к западу, ветер внезапно стих, превратившись в легкий бриз. Постепенно волнение на море улеглось. Лишь мертвая зыбь мерно колыхала лодку. У меня начался приступ морской болезни, от тошноты я едва мог удерживать руль. Но я позабыл обо всем в одно мгновение – далеко на юге показались в дымке очертания высокого берега.

Я спасен! От этой мысли радость теплой волной подступила к моему сердцу и слезы потекли из моих глаз.

Повторяю: странное существо человек! Он не теряет привязанности к жизни даже в минуты самого тяжкого горя и крайних бедствий. Я тотчас соорудил из своего плаща еще один парус в дополнение к тому, что был у меня, и стал править к берегу. Спустя некоторое время я уже мог различить, что он крутой и скалистый, но, к счастью, обитаемый. В бухте виднелись силуэты небольших судов, а вскоре из-за мыса показался шпиль – не то церкви, не то мэрии.

Я решил плыть прямо туда и, обогнув мыс, увидел небольшой уютный городок с хорошо обустроенной гаванью. Ветер нес меня прямиком в гавань, и я вспомнил, что, к счастью, у меня с собой достаточно денег, чтобы оплатить ночлег и еду, в которой я очень нуждался. Сердце мое сильно билось, радуясь нежданному спасению.

Пока я спускал паруса и привязывал лодку у причала, меня окружило несколько местных жителей. Вели они себя довольно странно. Казалось, они были поражены моим появлением здесь и, вместо того чтобы предложить помощь, стояли поодаль, перешептываясь и сопровождая свои переговоры такой жестикуляцией, которая при других обстоятельствах заставила бы меня встревожиться. Тем не менее я разобрал, что они говорят по-английски, и обратился к ним на этом же языке.

– Друзья мои, не могли бы вы сообщить мне название этого города и пояснить, где я нахожусь?

– Сейчас узнаешь, – хрипло произнес один из горожан. – И думаю, наши места не придутся тебе по вкусу. Да только вкусы твои здесь никого не интересуют, уж будь уверен!

Я был поражен грубостью незнакомца. Да и лица его спутников выглядели хмурыми и ожесточенными.

– Почему вы так отвечаете? – спросил я. – Это не похоже на англичан – так обращаться с чужестранцами.

– Не знаю, – отвечал он, – как там у англичан, но у ирландцев негодяев и преступников не жалуют.

Я заметил, что, пока продолжался этот странный разговор, толпа вокруг быстро росла. Лица собравшихся выражали смесь любопытства и гнева, в конце концов это рассердило и встревожило меня. Я спросил, как пройти к гостинице, но мне никто не ответил. Тогда я двинулся наугад, а толпа последовала за мной, окружая все теснее. Наконец какой-то человечек довольно гнусного вида подступил ко мне, хлопнул по плечу и проговорил:

– Пойдемте-ка, сэр, к мистеру Кирвину – там обо всем и расскажете.

– Кто такой мистер Кирвин? О чем я должен ему рассказать? Разве здесь не свободная страна?

– Ваша правда, сэр. Свободная, да только для честных людей. Мистер Кирвин – наш судья. А отчитаться перед ним вам придется, потому что один джентльмен найден здесь мертвым прошлой ночью.

Эти слова поразили меня, но я тут же успокоился. Я-то был невиновен, и это можно было доказать с легкостью. Поэтому я молча последовал за провожатым, который привел меня в один из лучших домов города. Я едва мог стоять от усталости и голода, но крепился, чтобы мою слабость не приняли за страх или чувство вины. Мне и в голову не приходило, что, пока я находился в море, здесь случилась такая беда, перед которой и боязнь позора, и страх смерти не значат ровным счетом ничего.

Сейчас мне придется прервать мой рассказ. Я должен собраться с силами, чтобы вспомнить и передать подробности тех жутких событий.

Итак, меня привели к судье, пожилому и весьма благодушному на вид человеку. Манеры его отличались мягкостью и спокойствием. Тем не менее встретил он меня довольно сурово, а затем обратился к тем, кто меня сопровождал, с вопросом, не желает ли кто выступить свидетелем по делу.