Мэри Шелли - Франкенштейн

Анри взялся было меня отговаривать, но, убедившись, что мою решимость ему не поколебать, не стал настаивать, лишь попросил писать ему как можно чаще и возвращаться поскорее, поскольку только в моем присутствии он чувствует себя как дома, где бы ни находился.

Расставшись с другом, я принялся искать как можно более глухое место, чтобы, уединившись там, завершить начатое. Теперь я больше не сомневался, что монстр следует за мной по пятам, следит за каждым моим шагом и, едва я закончу работу, явится, чтобы получить свою долгожданную невесту.

В своих поисках я пересек Северное нагорье и в конце концов решил перебраться на один из отдаленных островов Оркнейского архипелага. Это было самое подходящее место для дела, которое я затевал, – почти голый утес, о подножие которого день и ночь бились холодные волны. Почва там настолько бесплодна, что травы, которую она родит, хватает лишь для нескольких тощих коров да полусотни овец, принадлежащих местным жителям, которых насчитывается пять человек. Эти люди должны обладать недюжинным мужеством, чтобы вести столь суровую и скудную жизнь. Овощи и хлеб для них – настоящая роскошь; как и питьевую воду, их лишь изредка доставляют с лежащего в пяти милях отсюда большого острова.

Добравшись туда на рыбацкой шхуне, я обнаружил, что из построек на всем острове имеется лишь три убогие хижины. Одна из них оказалась пустующей, и я снял ее у хозяев за какие-то гроши. Внутри было две комнаты с неоштукатуренными стенами. Сломанная дверь болталась на сорванных петлях, а соломенная крыша насквозь прогнила.

Я нанял рыбака починить хижину, купил стол, скамью, некое подобие кровати и вступил во владение этим «имением». Все это наверняка должно было бы вызвать изумление обитателей острова, но чувства этих людей были до крайности притуплены нуждой, голодом и беспрерывной борьбой за существование. Поэтому я мог жить здесь, не опасаясь помех и любопытных взглядов, и заниматься чем угодно и сколько угодно.

Утренние часы я напряженно работал; ближе к вечеру, если позволяла погода, переменчивая здесь, как нигде, я совершал длинные прогулки по каменистому берегу, вслушиваясь в грохот прибоя, разбивавшегося у самых моих ног. Здесь я невольно вспоминал свою Швейцарию, столь непохожую на этот неприветливый и безрадостный ландшафт. Ее предгорья покрыты виноградниками, в долинах разбросаны селения. Хрустальные озера отражают темную голубизну неба, а когда ветер поднимает на них волну, то это всего лишь веселая мальчишеская забава по сравнению с глухим ревом холодного океана.

В первое время все шло, подчиняясь заведенному мною распорядку. Но сама работа становилась для меня с каждым днем все более тягостной. Порой я по нескольку дней не мог заставить себя войти в оборудованную мною лабораторию и прикоснуться к реактивам и приборам. Но бывало и так, что я лихорадочно работал день и ночь напролет, стремясь приблизить конец своих мучений.

И действительно – дело, которым я занимался сейчас, было отвратительно по любым меркам. В ходе первого безумного эксперимента меня ослепляло честолюбие, которое не давало почувствовать всю противоестественность моих научных исканий, а весь мой рассудок был поглощен стремлением к цели. Теперь же я действовал хладнокровно и вполне осознавал мрачный ужас того, что совершаю.

Я оказался в полном одиночестве, ничто внешнее не отвлекало меня ни на миг от моей задачи, но с каждым днем я становился все более нервным и беспокойным. Кроме того, меня преследовал страх. Порой я часами сидел, устремив неподвижный взгляд в землю, потому что боялся, подняв глаза, увидеть того, кто меня неотступно преследовал. Что, если он явится прежде того, как я закончу, и потребует свою невесту?

Между тем работа моя продвигалась довольно успешно.

Я ожидал результата с суеверной и трепетной надеждой, но к этой надежде примешивалось отчетливое предчувствие беды, от которого холодело и замирало мое сердце.

Однажды вечером я находился в своей лаборатории. Солнце недавно зашло, но сумерки быстро сгущались. Света было недостаточно, чтобы продолжать работу, и я сидел, раздумывая, отложить ли начатое до утра или зажечь лампу и попытаться закончить намеченное на сегодня.

Внезапно ход моих мыслей изменился: я отчетливо представил возможные последствия моего очередного эксперимента. Тремя годами раньше я шел по тому же пути, был занят тем же делом и в результате создал сущего дьявола, способного на любое злодеяние. Я тысячу раз раскаялся в сделанном, душа моя полна слез и горечи, но теперь я создаю новое существо, о котором точно так же ничего не знаю. А что, если оно окажется во много раз свирепее первого монстра и будет получать наслаждение от убийств и кровопролития? Тот, кто нетерпеливо ожидал появления на свет своей невесты, поклялся покинуть населенные места и удалиться в глухие дебри; но ведь она такой клятвы не давала! Создаваемая мною женщина будет существом мыслящим, а со временем и разумным; она может отказаться выполнять договор, заключенный до ее появления на свет.