Мэри Шелли - Франкенштейн

Спустя несколько дней я прибыл в Страсбург [35]. Тут я должен был некоторое время дожидаться приезда Анри Клерваля. Когда же он появился, я был поражен контрастом, который мы являли собой. Анри с восторгом ожидал наступления каждого нового дня, радовался красоте закатов и восходов, сменяющиеся один за другим ландшафты наполняли его вдохновением. «Вот ради чего стоит жить! – восклицал он. – Вот истинное наслаждение! Но что с тобой, Виктор, почему ты так подавлен и печален?»

А как могло быть иначе, если моя голова была занята мрачными мыслями, о которых Анри не имел ни малейшего представления? Поэтому я не видел ни ясной вечерней звезды, ни восхода солнца, отраженного гладью могучего Рейна. Надо мной каждое мгновение тяготело проклятие, закрывшее для меня все пути к радости.

Мы приняли решение спуститься вниз по течению Рейна от Страсбурга до Роттердама [36], а затем из роттердамского порта отплыть в Лондон. Во время этого путешествия мы миновали множество живописнейших островов и прибрежных долин, повидали несколько красивых городов. В Мангейме мы провели целый день, а на пятый день после отплытия из Страсбурга прибыли в Майнц [37]. Ниже Майнца берега Рейна еще красивее. Течение реки становится быстрее, ее русло вьется между крутыми зелеными холмами. На неприступных обрывах над рекой высятся руины многочисленных замков, окруженных темнеющими лесами. В этой части долины Рейна ландшафты невероятно разнообразны. То перед вашим взором возникает крутой холм, то средневековые руины, висящие над пропастью, то просторный виноградник с зелеными пологими склонами или многолюдный город в излучине.

Наше путешествие совпало со временем сбора винограда. До нас доносились песни виноградарей, и даже я, несмотря на тоску и предчувствия, прислушивался к ним с удовольствием. Лежа на дне большой лодки и глядя в безоблачное небо, я словно впитывал в себя покой, которого так долго был лишен.

Что касается моего Анри, то он чувствовал себя так, словно оказался в стране чудес, и упивался таким счастьем, какое редко доводится испытывать человеку.

– Я видел, – говорил он мне, – самые прекрасные пейзажи моей родины, я побывал на озерах Люцерн и Ури, где снежные склоны отвесно спускаются к воде, я видел эти озера в бурю, когда ветер поднимает и кружит водяные вихри, я побывал в горах Ла Вале и Пэ де Во. И все же, Виктор, здешний край мне больше по душе, чем все наши альпийские чудеса. Швейцарские горы величественны и причудливы; но берега этой реки полны тайны и очарования, я не могу сравнить их ни с чем. Взгляни-ка на замок вон там над обрывом или на тот, что на острове, прячущийся в листве; а вот и крестьяне, возвращающиеся со своих виноградников в деревню, кровли которой виднеются в складках горы! Я думаю, что дух – хранитель этих мест – наделен более созвучной человеку душой, чем те могучие духи, что громоздят ледники и обитают на неприступных горных вершинах!

Анри, мой бесценный друг! Мне и сейчас доставляет наслаждение повторять его слова. Это был человек, чувствовавший каждое биение сердца природы. Его бурная фантазия сдерживалась только чувствительностью его сердца. Он был способен горячо любить и в дружбе проявлял необычайную преданность.

Я невольно задаюсь вопросом: где же он теперь? Неужели этот прекрасный во всех отношениях человек исчез без следа? Этот высокий ум, это богатство мыслей, это причудливое и неистощимое воображение, создававшее целые миры, – не может быть, чтобы все это погибло вместе с ним! Его тело превратилось в прах, но дух продолжает являться, неся утешение своему несчастному другу…

Надеюсь, вы простите мне эти скорбные речи. Слова мои – лишь жалкая дань редкостным достоинствам Анри Клерваля, но они хотя бы немного утоляют боль, которую причиняют мне воспоминания о нем. Поэтому я продолжу свое повествование.

За Кёльном Рейн выходит на равнины Нидерландов. Последнюю часть нашего пути мы решили проделать по суше, так как постоянно дул встречный ветер, а течение было настолько медленным, что мы почти не продвигались вперед.

С этого места красоты природы пошли на убыль, но низменные земли не успели нам наскучить, так как всего через несколько дней мы были в Роттердаме. Там мы погрузились на каботажное судно, отплывавшее в Англию, и одним ясным утром в конце декабря на горизонте показались белые скалы Дувра [38].

Берега Темзы развернули перед нами совершенно иные ландшафты: они были плоскими, но плодородными, а каждый из городов и городков, которые нам приходилось миновать, был овеян преданиями седой старины. Мы повидали форт Тильбюри и вспомнили испанскую Армаду; затем перед нами предстали Грэйвсенд, Вулвич и Гринвич – места, о которых я немало слышал еще на родине.