Владимир Корешков - Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая

– Да, да конечно, – поспешил я за ней. – Красивый парень.

– Понравился, что ли? – улыбнулась Алена. – У вас, Штефан, как с ориентацией, все в порядке? – спросила она меня едко, заставив густо покраснеть.

«Господи, что она обо мне думает?!»

– У меня с ориентацией все в порядке, и нравятся мне только женщины, – зло ответил я. И решив хоть как-то оправдать свой интерес к лейтенанту, я спросил, прикинувшись чайником:

– Просто интересно, почему у него пчела на щеке под глазом и что значит эта татуировка?

– Ах это. Никогда не видели? – она остановилась, повернулась ко мне и внимательно, изучающе заглянула в мои глаза. Что она там пыталась разглядеть? Но почему-то ее взгляд долго выдерживать было тяжело, он выворачивал тебя наизнанку, и становилось как-то не по себе. – Ну да, вам, как человеку штатскому, многое не понятно, – продолжила Алена, – но все узнаете в свое время. Обещаю. Пойдемте.

Мы поднялись на второй этаж, свернули налево. Светлый коридор, в котором все двери были с правой стороны. Дошли до двери под номером четыре, Алена распахнула ее.

– Заходите, – приказала она мне.

– Только после вас, – ответил я, слегка поклонившись.

Не то чтобы я пытался проявить галантность и этим хоть как-то понравиться Алене, пытаясь сгладить ее впечатление обо мне, нет, просто мама меня так учила: женщину пропускать вперед, подавать ей руку, помогая спуститься вниз или перейти через лужу, а когда идешь перед спектаклем по рядам к своему месту, ни в коем случае не поворачиваться к людям задом – это неприлично. Зевая, прикрывать рот ладонью или платком, уступать женщинам и пожилым людям место в общественном транспорте, есть при помощи ножа и вилки, не харкаться, не ковырять пальцем в носу, ну и многое, многое другое, без чего никак, как мне кажется, не может обойтись ни один уважающий себя молодой человек.

Правда, многое из того, что я перечислил, в Рейхе давно считается пережитком, а кое-что некоторые чересчур экзальтированные дамы даже сочтут за сексуальное домогательство. Но мама всегда говорила так: «Есть правила поведения в обществе, есть этикет, который обязателен для каждого приличного человека. Тем более, сынок, ты являешься предком Ковалеффых, а значит, носителем древней культуры, поэтому, несмотря ни на что, будь добр выполнять все то, чему я тебя учила, чтобы мне никогда за тебя не было стыдно».

Алена все восприняла правильно. Слегка улыбнулась, поблагодарила меня, зашла первой, сразу же уселась за стол спиной к крохотному окошечку, выходящему на улицу, а лицом ко мне. Махнула рукой:

– Ну что же вы, Штефан, заходите, присаживайтесь.

Убранство светлого рабочего кабинета состояло из небольшого письменного стола, деревянного стула, на котором сейчас сидела Алена, другого стула для посетителя, находившегося напротив нее. Справа стоял небольшой диванчик из бежевой кожи, за ним шел шкафчик для одежды, с правой стороны до потолка шла витрина книжного шкафа, из разноцветия обложек книг выделялись томики запрещенных в Рейхе Достоевского, Чехова, Толстого, Ремарка.

За Аленой, под окном стоял запотевший кулер с водой, далее стоял небольшой столик из черного дерева с шуфлядками, на котором покоился монументальный кофейный аппарат, рядом с ним, на подносе приютились одна вазочка с сушеными фруктами, вторая с малюсенькими чайными печеньями из песочного теста и еще одна вазочка, в которой горкой лежали шоколадные конфеты. «Так вот твоя слабая сторона, женщина-кремень!» – подумал я. – Ты, Алена, самая настоящая сладкоежка». Алена перехватила мой взгляд.

– Кофе или чаю? – поинтересовалась она.

– Если можно, то кофе. И, если можно, желательно капучино.

– Конечно, можно, – опять улыбнулась она. – А я, пожалуй, чаю попью. Вы присаживайтесь смелее, я сейчас.

Она встала и начала колдовать возле кофейного столика. Я же переключил все свое внимание на книжную витрину, чтобы ненароком не засмотреться на тонкую, как тростинка, фигурку Алены, на ее небольшую, но тугую попку, осиную талию, понимая, если она заметит мой взгляд, а она заметит его обязательно, в этом я был почему-то на сто процентов уверен, то этим самым я мог спровоцировать новую порцию колкостей в свой адрес. А этого мне совсем не хотелось, потому что нанести неожиданный, болезненный, колющий укол словом, как острым, заточенным кинжалом, у Алены слишком хорошо получалось. В книжном шкафу я увидел не только классику мировой литературы, но и множество научных трудов по философии, психологии, гипнозу, а также даже по эзотерике, и что не менее удивительно – по теологии. Крайне разносторонний интерес у девушки. По комнате поплыл волшебно-восхитительный аромат дорогого кофе, который, переплетаясь, смешивался с ароматом черного чая с чабрецом и мятой.