Артём Демченко - Ледяной коготь - испытания грядущего дня

— Здравия желаю, товарищ лейтенант! — хриплым сонным голосом поприветствовал Сорокина наш герой. — Прошу прощения за непристойный вид: задремал чуток, устал совсем.

— Вольно, рядовой, вольно, — улыбнулся Сорокин и протянул Морозову израненную ладонь. Улыбнувшись в ответ, наш герой с радостью принял рукопожатие. — Как ты тут? Не обижают?

— Да было б кому, — ответил наш герой, перейдя уже на дружеский тон. — Ребята у нас в части просто золотые. Вот, к примеру, Кошкарбаев горланит лучше филармонии, Булатов — им аккомпанемент играет на пианино, а Проваторов — мастер на все руки, настроил его. Ну точно «золотой взвод» получается.

— Да уж, — рассмеялся Сорокин. — А чтоб было, если б не война… Ладно, авось потом поговорим. Делу время, потехе час, — сказал Семен и посмотрел в окно, откуда доносились мелодичные ноты фортепиано, сопровождаемые голосистым пением Ракымжана. — Взвод! Общее построение! Бегом, марш!

В ту же секунду музыка оборвалась, и послышались быстрые шаги, становившиеся все более отчетливыми по мере спуска солдат с третьего этажа. Не успел Сорокин посмотреть на часы, как перед ним в ровную линию, «все как на подбор», выстроились, выгнув стройные спины, Проваторов, Кошкарбаев, Булатов и Орешко. Последним примкнул к взводу Морозов.

— Товарищ лейтенант! — громогласно начал отчитываться Морозов, приложив правую руку к измятой осколками снарядов каске. — Взвод построен и к исполнению боевой задачи готов!

— Та-ак… — протянул Сорокин, взглянув на часы. Стрелки показывали тринадцать двадцать девять. — Сейчас должны заголосить наши «дамы».

— «Дамы»? — только и успел переспросить Кошкарбаев, как в ту же секунду к югу от построившегося отряда громко донесся четкий приказ: «Артиллерия! За поруганных жен! За убитых детей! За сожженные хлева! За оскверненную советскую землю! По Рейхстагу! Прямой наводкой! Беглым!.. Пли!», — и жуткий грохот сотен крупнокалиберных дивизионных гаубиц, беглым огнем осыпавших схоронившихся в руинах Рейхстага солдат Вермахта, начал вершить свое предназначение. Пронзительный свист — громогласный грохот, пронзительный свист — громогласный грохот… Всё короче и короче промежутки между этими двумя нотами симфонии опустошительного акапелло верных приспешниц бога войны. Под восторженные крики советских воинов грозные дети пушек взметали в воздух сотни обломков мостовых, разрушали наспех-построенные блиндажи и окопы, косили ряды перепуганных гансов своими смертоносными осколками, разрывали в клочья металические каркасы зениток последней немецкой обороны.

Казалось, этой веселой орлятской песни смерти не будет конца. Как только закончилась артподготовка, песню подхватили старшие сестрицы грозной богини. Оглушительный рев десятков реактивных снарядов, взмывавших один за другим, как саранча, как стая стрел разящих, в почерневшее от дыма пожарищ европейское небо, огласил опустевшие окрестности Берлина, разрывая в клочья последние умиротворенные мгновения жизни перепуганных солдат Вермахта. Горизонт затмила сплошная черная пелена дыма и тяжелого смрада. Но вот, кончилась симфония смерти — настал черед основной партии.

Загудели моторы, засуетились танкисты, задвигали своими орудиями карающими тридцатьчетверки, одетые в сетчатые доспехи-экраны. Сорокин, поняв, что время пришло, достал из полевого планшета красное полотно. Вручив его Булатову, он, пытаясь перекричать шедших в атаку солдат, строго настрого приказал:

— Что ж, ребята, вот и пришел наш черед. Булатов, ты понесешь знамя. Береги его, как зеницу ока — головой отвечаешь, понял?

— Так точно, товарищ лейтенант, — отдал честь знаменосец.

— Спрячь его под гимнастеркой, чтобы немцы меньше целились, ясно? А то пуля и так дура. Меньше её дразнишь — меньше шанс, что от нее получишь.

Булатов, аккуратно сложив священное красное знамя, бережно спрятал его под помятой и почерневшей гимнастеркой.

— Ладно, ребятушки. Ни пуха, ни пера!

— К черту! — все как один ответили на отцовское напутствие лейтенанта. В этот момент впереди раздалось громогласное: «Ура!» — и отважные знаменосцы группы лейтенанта Сорокина, сняв с плеч автоматы, ринулись за атакующими порядками пехоты и танков на штурм логова противной «фашистской нечисти», чтобы раз и навсегда искоренить «коричневую чуму» из мировой истории.

Под грохот снарядов и мин, под беспрерывными вереницами смертоносных очередей «гитлеровских циркулярных пил», под дуновением смерти, страха и отчаяния, отважный отряд лейтенанта Сорокина — Булатов, Кошкарбаев, Проваторов, Орешко, примкнувший к ним Морозов и сам лейтенант — сквозь град осколков пробирался к заветной цели каждого советского солдата — изуродованному зданию Рейхстага. Чуть было не попав под взрыв осколочного снаряда 88-миллиметровой зенитной пушки, отважные бойцы схоронились за руинами ветхого здания. Пригнувшись под осколками снаряда, Кошкарбаев с присущей ему задорностью сказал: