Виталий Забирко: Побег

"Вот и вторые похороны за сегодняшний день, - подумал Кирилл. Меня хоронить будет некому... Я не знаю, в каком точно веке жил каждый из нас, и какие тогда существовали обряды погребения - в этой области истории я не больно-то силен, - но похороню я вас по-земному. В земле".

Он начал укладывать тела на дне рытвины, лицом вверх, складывая руки на груди. "Все, что я для вас могу..." И тут подумал, что хоронить их в щебне - это, в общем-то не совсем по-земному. Но большего для них он и правда сделать не мог.

Он уложил людей, рядом с ними пинов и опустошенно опустился на щебень, у изголовья пока еще открытой братской могилы. Один. Вот он и остался один. Он вдруг почувствовал, что боится их засыпать. Их соседство, пусть мертвых, лиц, рук, тел, создавало ирреальное, призрачное чувство, что он не одинок в этом чужом, ненавистном мире. Когда же он их засыпет...

Кирилл поднял голову и, переводя взгляд с одного на другого, стал прощаться. И вдруг заметил, что губы одного из пинов, сильно вытянутые вперед, расшлепанные, чем-то похожие на раструб василиска, чуть заметно подрагивают. Благоговейный ужас захлестнул Кирилла - он оцепенел, волосы на голове зашевелились, лицо оросило холодная испарина. Мгновение он сидел, наблюдая за подергивающимся телом пина, затем бросился, буквально прыгнул к нему.

- Пин, пинчик, миленький, родненький! - кричал он, тормоша пина и чувствуя его слабое дыхание. - Ну приди же в себя, ну приди в себя, ну очнись, ну что же ты?!..

Пин тихо постанывал, еле слышно дышал, конвульсивно дергался, но в себя не приходил. Кирилл бросился к другим, к людям, к пинам, тоже пытался их тормошить, но тела были холодны и тверды, и он понял, что все они уже мертвы, мертвы безвозвратно, кроме этого пина. И тогда Кирилл снова вернулся к нему и принялся теребить его яростно и немилосердно.

- Ну вставай же ты! - бил его Кирилл по губам. - Вставай! Мать твою... Ва... Василек! - Кирилл узнал пина. - Василек, вставай! Ну, хватит тебе уже! Ну?

Но пин не приходил в себя. Кирилл, наконец, оставил тело в покое и обессилено сел на гравий.

"Василек... Василек! Ведь он тоже курил с нами там, у ручья!" внезапно пронеслось в голове у Кирилла... Он лихорадочно зашарил по карманам, вытащил трубку, непослушными прыгающими пальцами набил ее сухим листом, даже не растирая его, не шелуша, и принялся раскуривать, часто и глубоко затягиваясь. Трубка раскуривалась плохо, но затем зашипела, зашкворчала, у Кирилла даже закружилась голова, и тогда он сунул трубку в рот пину. Первая затяжка сразу оказала свое действие. Пин задергался, засучил лапками, наконец открыл глаза, увернулся от трубки и с силой отпихнул от себя Кирилла.

Пин вскочил и, сильно покачиваясь, принялся ошарашенно оглядываться. Кирилл схватил его в охапку, усадил рядом и, захлебываясь нервным восторгом, принялся щебетать ему что-то умиленное и глупое и не мог остановиться.

Первое время Василек настороженно слушал его, пытаясь хоть что-нибудь понять в словесной околесице Кирилла, но, так ничего и не уразумев, снова стал оглядываться. Наконец он освободился из объятий Кирилла и сипло спросил:

- Что с ними? Что здесь произошло?

Блаженная улыбка сползла с лица Кирилла.

- Погибли все, Василек... - тяжело роняя слова еле выговорил он.

Василек вскочил, его затрясло, он не знал, что делать, в лихорадочном возбуждении пробежал вдоль тел, затем назад и с хриплым стоном снова сел на щебень. И застыл. Вид у него был взъерошенный и жалкий. Его трясло. Кирилл смотрел на него и ничего не мог сказать в утешение. У него не было слов.

Постепенно дрожь у пина стихла, и Кирилл услышал тихий тоскливый свист, словно заунывную песню далекого ветра. Василек пел прощальную песню и тихонько покачивался.

Кирилл опустил голову.

- Ничего, Василек, - процедил он сквозь зубы, - мы за них еще посчитаемся со смержами...

Свист оборвался, и пин, шатаясь, встал на ноги.

- Нет, - прошелестел пин, глядя куда-то в сторону. - Я не смогу. Ты прости меня, Кирилл...

И он медленно побрел прочь. По пути он споткнулся о василиск, нагнулся, схватил его за ремень и поволок за собой по щебню.

Кирилл недоуменно уставился ему вслед. Пин уже почти добрался до леса, и только тогда Кирилл словно очнулся, и его охватила неудержимая яростная злоба.

- Ах ты тварь! Предатель! Гнили же в лагере вместе!..

Он вскочил на ноги, в руках у него откуда-то очутился василиск, поднял ствол... и опустил его. Ярость схлынула также быстро, как и появилась.

"Как же это я так? Как я смог поднять на него василиск? Ведь он же свой. Такой же как я, как они... Как все в лагере..."