Виталий Забирко - Жил-был кудесник

Я нарезал остатки хлеба, поставил на стол варенье, налил в чашки липовый чай.

- Извольте-с чаевничать! - по-лакейски крикнул в коридор.

Первой в кухне появилась Елена. Пренебрежительно окинув взглядом убогий стол, она села и принялась равнодушно болтать ложкой в чашке.

- Липой пахнет... - мечтательно сказала Татьяна, появившись на кухне вслед за дочкой. - Совсем как в лесу.

На миг её лицо осветилось, усталость сошла с него, и я, наконец, увидел Татьяну такой, какой знал в юности. Словно кто сжал моё сердце.

Я не стал разубеждать Татьяну в её заблуждении относительно происхождения липового цвета и объяснять разницу между лесом и пришоссейной аллеей. В цветках "моей" липы было раза в три больше свинца, чем положено по санитарным нормам, а уж бензиновой гари столько, что радиоуглеродный анализ давал липе возраст около трёхсот миллионов лет. Одним словом, мой чай был из каменноугольного периода.

- Подсластить не желаете-с? - Я пододвинул к Елене банку варенья, увидев, как она сморщилась, отхлебнув из чашки.

- А сахару нет? - спросила она, недоверчиво косясь на банку.

- А как же, всенепременно! Двенадцати сортов, - развеселился я и, открыв ящик стола, стал выкладывать перед Еленой талоны на сахар. - Вы какой предпочитаете-с? Вот январский, февральский, март... Нет, этот сорт не для юных дам...

- Валентин, - улыбнувшись, остановила меня Татьяна. - Не пошли.

Я вздохнул.

- Вот, и пошалить не дают.

Елена зачерпнула варенья, размешала его в чашке, отхлебнула. И тут её глаза расширились, взгляд застыл, и она чуть не поперхнулась. Но не от чая.

Чёрной тенью из-за холодильника медленно и абсолютно бесшумно, как привидение, вытекала Шипуша. В полутьме, создаваемой слабой лампочкой бра над столом, её появление представлялось постороннему человеку поистине демоническим зрелищем. Раскормленная на моих былых гонорарах, она выросла большой кошкой; а страх перед незнакомыми людьми, распушивший длинную шерсть, делал её совсем громадной. Глаза её хищно горели; она стлалась по полу осторожно, будто собираясь напасть. Один я знал, что это вовсе не готовность к атаке, а своеобразная мимикрия, как осиная раскраска некоторых мух. При малейшем намёке на опасность Шипуша была готова стремглав шмыгнуть за холодильник.

- Ой, мама, - низким, почти мужичьим голосом выдавила из себя Елена.

Кошка замерла, совсем распластавшись по полу, и зашипела, оправдывая своё имя. Шипение тоже относилось к элементам её защиты.

- Шипуша, - тихо проговорил я, - это свои. Они тебя не обидят.

Нагнувшись, я погладил кошку. Кошки не собаки, слов не понимают, их нужно "уговаривать" лаской. Шипуша немного успокоилась, приподняла голову и посмотрела уже не столь перепуганным взглядом (ошибочно принимаемым моими друзьями за взгляд голодного хищника) на гостей. Затем осторожно подошла к ноге Татьяны и так же осторожно попыталась приластиться. Впервые я видел, как Шипуша с первого раза выказывает кому-то своё расположение.

- Брысь! - неожиданно взвизгнула Елена. Видно страх отпустил её позже, чем кошку.

Мохнатой тенью Шипуша влетела за холодильник. Только когти звякнули по металлу.

- Гадость какая... - процедила Елена, и плечи её брезгливо передёрнулись.

Я промолчал.

- Ты по-прежнему любишь кошек, - мягко, чтобы разрядить обстановку, сказала Татьяна.

- Да, - кивнул я. - В своих чувствах я стараюсь быть постоянным.

Я открыто посмотрел в глаза Татьяны и чуть было не утонул в них, как в юности.

- Так какими судьбами к нам? - хрипло спросил я, с трудом отведя взгляд. Хорошо бы сейчас чаю хлебнуть, чтобы прочистить горло, но руки я твёрдо держал на коленях. Не хотел показывать Елене, как они дрожат. Татьяне - другое дело.

- Какими... - тяжело вздохнула Татьяна. - Беженцы мы. Знаешь, наверное, что у нас в Россиянске творится...

Я знал. Резня. Горские народы вернулись к своему любимому занятию прошлого и позапрошлого веков. Свободе убивать. В сочетании с современным оружием это давало ошеломляющие результаты.

- А муж где?

- Там. - Голос Татьяны дрогнул. - Нас отправил с эшелоном, а сам...

Елена неожиданно оглушительно зевнула. Меня покоробило. Неужели ей всё равно, что там с отцом?

- Знаешь, что, - тихо произнесла Татьяна, - давай поговорим обо всём завтра. Мы слишком устали. Трое суток почти не спали.

- Конечно-конечно, - засуетился я, вставая из-за стола.

- Где у тебя можно умыться с дороги?

Я сконфуженно развёл руками.

- Извини, но воду дают только с семи утра.