Сергей Абрамов - Опознай живого

– Пусть все пройдут. Да и Тимчука пока нет.

– А я тут, – возвещает обладатель запорожских усов в украинской расшитой рубашке. В руках у него бутылка пива и два бумажных стаканчика. Третий с мороженым.

– Этот, должно быть, для меня, – смеется Галка и целует Тима в его пушистые усы. – Какой богатырь! Прямо из Гоголя. Был Остап, стал Тарас. Ты что вчера про меня Сашке наговорил?

Я объясняю:

– Это она о нашей прогулке в прошлое. О пиршестве воспоминаний.

– Пиршество воспоминаний, – назидательно говорит Галка, – хорошо в трех случаях: для мемуариста, для юбиляра и в праздник, когда встречаются ветераны войны.

– Для меня вчера и був праздник, – подтверждает Тимчук.

– А для меня праздник сейчас – это отдых, Тим. От московской сутолоки, от воспоминаний и телевизора.

Несколько минут мы оживленно болтаем. О том, о сем – ни о чем. Галка вдруг смотрит на часы и перебивает:

– У нас еще сорок минут. Успею послать телеграмму маме. Пусть не тревожится.

– С теплохода пошлешь.

– Не знаю. Там все по часам расписано. А здесь ходу всего четыре минуты.

Она убегает, оставляя нас одних, и мы вдруг убеждаемся, что говорить больше не о чем. Все переговорено. Но и в молчании обоим тепло и радостно.

Мимо нас к табачному киоску торопливо проходит человек с иссиня-черной бородой и военной выправкой. Что-то неуловимо знакомое вдруг настораживает меня в этом облике.

– На бороду дивишься? – спрашивает Тим.

– Дело не в бороде.

– А кто это?

– Муж одной Галкиной знакомой. Некто Сахаров. А может, и не Сахаров, это она Сахарова. Что-то цепляет глаз в нем, а что – не знаю.

Мы смотрим ему вслед. Он покупает пачку сигарет, возвращается и, не обращая на нас никакого внимания, закуривает в двух шагах от нашей скамейки. Теперь он отчетливо виден – так сказать, крупным планом.

– Узнал? – спрашивает Тимчук. Когда он встревожен, то говорит, не балуясь украинизмами.

– Боюсь утверждать.

– А я узнал.

– Сходство часто обманывает. Слишком уж давно это было.

– Тогда я разговаривал с ним как с тобой – лицом к лицу.

– А шрам на подбородке? Его даже борода не скрывает.

– Шрама не было. Может, потом?

– Когда потом? Забыл?

Тимчук молчит, потом произносит с твердой уверенностью:

– Он.

Я уже ни в чем не уверен. Мало ли какие бывают совпадения.

– Глупости, Тим. Показалось.

– У меня глаз крановщика. Наметанный. Не придется тебе отдыхать, полковник.

– Чудишь. Такие вещи проверять да проверять.

– Вот и проверишь. Кончился твой отпуск, друже полковнику.

Я смотрю вслед уже шагающему по трапу бородачу. В чем же сходство? Не знаю. Но оно есть. Не подслушал же мои мысли Тимчук – узнал.

– Если понадобится – телеграфь. Прилечу для опознания, – говорит он.

– О чем вы? – подбегает Галка.

– Да ни о чем. Чудит Тимчук.

Мы обнимаемся на прощание. Он настороженно, даже встревоженно серьезен.

– Так если что, телеграфируй. А может, и до Одессы доедешь.

– О чем он? – повторяет Галка.

– Чушь зеленая, – говорю я и, подхватив чемоданы, иду к трапу.

Мы с Галкой наплавались в бассейне и теперь сидим в шезлонгах на открытой солнцу кормовой палубе – я под тентом, Галка на солнцепеке; вероятно, рассчитывает вернуться из рейса мулаткой.

Рядом с ней на туристском надувном матрасе Тамара лениво ведет свой женский загадочный разговор. Именно загадочный: мужчинам не дано понимать женщин. Бородатый муж Тамары играет тут же у натянутой на палубе сетки в волейбол не то со студентами, не то с молодыми кандидатами наук. Играет отлично, почти профессионально, вызывая завистливые реплики зрителей: «Посмотри на „бороду“. А подачка? Во дает!» Он подвижен, ловок и вынослив, как тот старый конь, который, как известно, борозды не испортит. Впрочем, слово «старый» к нему не приклеишь, даже «пожилой» не подходит. Куда мне…

Я искоса внимательно наблюдаю за ним, силясь уловить что-то знакомое. Иногда улавливаю, чаще нет. Возникает нечто мучительно памятное и сразу же исчезает. А он даже не смотрит на меня, не видит и не интересуется – играет беззаботно и с удовольствием. Нет, мы с Тимчуком определенно ошиблись. Тут даже не сходство, а так, что-то вроде как на дрянных фотокарточках, какие наклеивают на сезонные пригородные билеты в железнодорожных кассах.

Воспользовавшись тем, что Тамара снова отправилась в бассейн, я подвигаюсь к Галке.

– У нас два свободных места за столиком в ресторане, – говорю я с наигранным равнодушием. – Пригласи своих знакомых. Пусть пересядут.