Владимир Аверкиев - Предназначение. Повесть

Я, старший научный сотрудник института материаловедения, специалист по изучению и выращиванию тугоплавких кристаллов, автор оригинальной методики получения кристаллов. Известен по публикациям и конференциям в Европе, Америке и Японии. Моя командировка в Штаты забылась быстро, а вот встреча с загадочным пастухом не давала мне покоя-«что это могло бы означать?». Вечерами засиживался, делая вид, что занимаюсь научными изысканиями. Мои домашние в таких случаях не тревожили меня. Я же разглядывал старые уцелевшие фотографии, картинки с видами Киева 19 века, перебирал ордена деда и отца, вспоминал рассказы родственников, делал записи, пытаясь построить фактографический и хронологический ряд. Среди «инструментального барахла», свойственного человеку с благоговейным отношением к технике, обнаружил штангенциркуль в деревянном футляре. Вспомнил, что он, по рассказам, принадлежал деду и даже прадеду. Инструмент был английского производства 18-го века. Я знал о его существовании, но сейчас смотрел на артефакт по-иному. Узрел на нерабочей поверхности инструмента надпись: «Путнику и награда, и помощь». С этого момента я потерял покой. Во мне проснулся порыв исследования как в молодые годы: «Что делал мой прадед в Киеве?». Удалось, правда, установить, что из Симбирска формировалась группа квалифицированных рабочих для ремонта Дарницкого моста в Киеве, что являлось возможным косвенным подтверждением пребывания там прадеда в 1887 году.

Послание из прошлого

Прошло полгода после моего, упомянутого выше, путешествия в Америку. Повседневность затуманила воспоминания от поездки, да и рутина командировки не способствовала долгосрочным впечатлениям. Книга, подаренная в самолете, неожиданно оказалась на моем столе, словно дожидалась моего внимания. Я стал разглядывать ее: время не пощадило обложку, которая уже когда-то подвергалась ремонту. Внутренняя сторона обложки отклеилась. Я обнаружил два пожелтевших листка пергамента. Один листок представлял собой своеобразное обязательство, подписанное тремя единомышленниками, объединенных какой-то общей идеей. Другой-сложную таблицу, напоминающую что-то наподобие календаря. Находка требовала тщательного изучения и расшифровки. Стиль конца 19-го века требовал перевода, да и «календарь» ожидал серьезного осмысления.

Изложение первого листка

В непрофессиональном переложении текст выглядел примерно таким образом.

«Мы, нижепоименованные, во имя бога и перед ликом Пресвятой Богородицы „Нерушимая Стена“ в Софийском Соборе пришли к пониманию и установлению побратимства на все времена. Испрашиваем милости Божие и осмеливаемся обратиться к потомкам нашим помнить и чтить побратимство наше. Откровение, нам открытое, являет нам предназначение в этой жизни и последующих воплощениях в потомках наших: отец – сыну старшему иль дочери единственной. Меж нас решено было разделить тайну заветного на три части: одному- грамоту и календарь, другому-слово верное, третьему-место потаенное. Правило помнить и следовать: духовного звания потомку, казаку и мастеровому-каждому свое. Вместе быть надлежит в нужное время. И откроется благодать ниспосланная. Совершено августа дня 20-го, 1887 года».

Подписи: Авдеев Николай, сын Алексея из ремесленников, Воронин Александр, сын Ивана из казаков, Верба Петр, сын Андрея из духовного сословия.

Поиски

Потомка, предполагаемого конечно, «казака Воронина» я нашел сравнительно быстро. Александр Федорович Воронин был известен в научных кругах и заметно выделялся в своей профессиональной среде. Осталось связаться с ним, получить «кредит доверия» и изложить неявную пока суть моих поисков. Да и убедиться в правильности поиска. Требовалась также дополнительная информация его биографии (вернее его предков) для разгадки «хартии побратимства».

Здесь все оказалось не так просто. Связавшись по телефону с Ригой, представился супруге Воронина, Галине Алексеевне. Александр же Федорович находился уже два месяца в Канаде, позванивая редко по телефону: лекции, научная работа занимали и свободное время. Быстро оформив командировку, я захватил артефакты и через два дня вылетел в Ригу, город, в котором я бывал неоднократно в студенческие годы. Встретился с «новыми веяниями» и в повседневности. Молодежь и средневозрастное поколение охотно откликались на мой «американский английский» и даже старались очень… Старшее поколение реагировало на «русский»: «ну хоть один нашелся…, а то…», даже приглашали в гости. А один ветеран войны, по секрету признался, что говорит на трех языках, а «этот» не осваиваю принципиально, за что пытались побить неоднократно. Правда рост – почти два метра и сто десять кг., да плюс «метание молота в молодые годы-мастер спорта» – «отбивали охоту на нечто подобное». «Так и живу, по праздникам одеваю ордена (есть и французские) и хожу, хотя поговорить, практически не с кем.