Сергей Абрамов - Рай без памяти

– Сегодня.

– Лучше завтра. Трудно собрать всех за один день.

– Начнешь работать с Онэ. Не спускай с него глаз. Я подозреваю его в работе на Бойла. Связи с Городом у него нет, но он будет ее искать. Единственный телефон у меня в кабинете. Следи в оба, когда меня нет.

– Хорошо.

– Узнай по всем секциям, с кем связан Бойл вовремя его инспекций. Кто из администрации навещает его. Мне нужны клички и номера к встрече с комитетчиками.

– Хорошо.

Я вызвал Онэ:

– Этот юноша – сын моего друга, редактора. Я хочу облегчить его жизнь. Введите его в курс дела, Онэ, и не ссорьтесь.

Онэ переминался с ноги на ногу, с сомнением поглядывая на Джемса.

– Мне нужно кое-что сказать, комендант.

– Говорите. Джемс теперь наш работник. И запомните: Джемс, а не триста двадцать семь дробь шестнадцать.

– Вы заменили всех шоферов и возчиков. Мне бы хотелось сохранить одного.

«Ищет связи с Городом», – подумал я. В глазах Джемса прочел ту же мысль.

– Командует патрулем связи Дональд Мартин. Сообщите ему.

– Он говорит, что все уже укомплектовано.

– Подумаем. Как зовут вашего протеже?

– Тик.

«Еще один провокатор. Не выйдет», – злорадно подумал я и сказал вслух:

– Отпуска пока отменяем.

– Мне потребуется только один день, комендант.

– Когда?

– Я сообщу.

– Подумаем, – повторил я, а подумал о том, что никакого отпуска Онэ ни в коем случае не получит. Тогда у него останется только телефон, и ловушка захлопнется.

Впрочем, у меня был еще один тест, как любил говорить Мартин, однако я не сообщил о нем даже Джемсу. Тест был рискованный, и в случае неудачи все могло окончиться с трагическим для нас результатом.

На другой день Джемс сдержал слово. К вечеру – я здесь так и не научился точно рассчитывать время: отмечал его по-земному и потому всегда ошибался, – когда уже смеркалось и на горячую, иссушенную землю ложились тени таких же горячих сумерек, мы с Джемсом, будто бы на инспекционной прогулке, пошли по «тропе стражников», завивающейся вокруг лесной горы, напоминавшей наши приморские сопки. Жидкий лес, каменные осыпи, рыжий серпантин тропы. Идти было нелегко, да был путь и короче и ближе, но я намеренно выбрал эту тропу, приводившую к каменной лестнице, круто спускавшейся в заросли сизого кустарника в заброшенном карьере каменоломни. Выбрал именно потому, что с этой лестницы отчетливо просматривалась та, другая тропа, приводившая в горы, в тот же карьер. В сумерках хорошо была видна светлая ленточка, по которой двигалось какое-то пятнышко – не то зверь, не то путник. Для зверя движущееся пятно слишком вытягивалось вверх, подымаясь над окаймлявшими дорогу кустами, – значит, это был человек. «Он?» – шепотом спросил Джемс. Я кивнул и улыбнулся, зная, что знакомый нам человек до конца не дойдет. Еще утром я приказал взорвать этот конец пути, так что Онэ, если это был он, смог бы только едва-едва разглядеть людей, пробиравшихся сквозь бузинник внизу, и не смог бы услышать ни одного слова. Это и был мой тест, правильность которого мне еще предстояло проверить.

Как и рассчитал мой спутник, мы все встретились внизу, различив и уточнив площадку в кустарнике. Мне пожали руки пять или шесть человек, – я уже запутался в окружавшей темноте: фонарей мы, понятно, не зажигали. Один только представился кличкой или уменьшительным именем – Бент, другие – номерами. Но я и не стремился к близкому знакомству: мое дело было подготовить взрыв, а имена и лица заговорщиков мне были совсем ни к чему.

Вспоминая потом эту встречу, я долго думал о тех, чья мысль создала эту тюрьму за колючей проволокой. «Облака», вероятно, даже не понимали, почему надо трудиться под угрозой плетки или пули и почему при наличии продовольственного континуума рабочие должны были питаться баландой из гнилой муки. Я не знаю условий труда и быта в американских лагерях для военнопленных, но едва ли они послужили образцом для создания Майн-Сити: ничего специфически американского, кроме терминологии, я здесь не нашел. С Майданеком и Треблинкой его роднили только беззаботность к сроку человеческой жизни и садистская жестокость карателей. Но кое-что и отличало. То был лагерь потогонного, принудительного труда, рабство, созданное местными королями меди и угля, хозяевами лесных и каменных разработок, ближайшими родственниками эксплуататоров, когда-то выпестованных на Земле промышленной революцией. Если бы «облака» знали Маркса, они не удивились бы появлению такого лагеря. Но урок политэкономии должны были преподать им мы, а материалы для такого урока собирал и я на посту коменданта Майн-Сити.