Роман Буревой - Император Валгаллы

Рен вздохнул. Женька, чтобы дети росли нормальными и взрослели в положенный срок, а не превращались в маленьких старичков, все время жила в хроно-постоянной зоне. Так что никакого продления жизни ни в два, а тем более в три раза для нее не предвиделось.

— Предложили бы выпить старику,— кашлянув, сказал Сироткин.

— Пейте. Графин на столе. Вон и стаканы. Тот, зеленый, кажется, чистый. А может, и нет.

Рен налил себе из графина воды.

— Как вы думаете, почему герцог пригласил меня в этот мир?

— Чтобы вы делали его абсолютизм просвещенным. Говорят, вам это удалось. Я слышал про университет...

— Наверное, я неправильно задал вопрос. Надо было спросить: знаете ли вы, почему я согласился приехать сюда?

— Вы хотите, чтобы я ответил, или это вопрос риторический?

— Хочу, чтобы вы ответили, Виктор Павлович.

— Ну что ж,— Виктор посмотрел куда-то поверх головы рена. — Вы — один из ведущих специалистов по теории врат. У меня на коленях лежит книга Хомушкина. Ваше имя там упомянуто, и не раз. Вы знали, что врата расколоты, и решили их привести в надлежащий вид. Вы сказали себе: «Если слухи подтвердятся, и вторые врата действительно существуют, значит, это только две половинки врат, и их можно, воздействуя на морталы, снова закрыть». Так ведь?

— Как вы догадались?

— Я же портальщик, эмпат. И я сын герцога. Еще я умею вытаскивать из людей их маленькие тайны. Ну а дальше... совсем просто. Как только вы поняли, что вторые врата существуют, вы уже не сомневались, что ваша теория верна. Вы захотели врата закрыть. Как рен, наставник, человек, априори ответственный за других, посчитали, что должны очутиться в Диком мире, когда врата закроются. Вам было стыдно оставаться в Вечном мире, поскольку вы распорядились судьбами людей, их о том не спросив.

— Я выбрал отнюдь не худшую сторону.

— Но я-то не имел права выбрать! — вспылил Ланьер.

— Не могу сказать, что вы полностью правы. Но что-то в ваших рассуждениях есть.

Виктор встал, прошел по террасе.

— Знаете, я шел много лет назад один по лесу, без оружия, на метеостанцию, где потом меня чуть не убили, и встретил в лесу лося. Огромный зверь прошествовал мимо меня. А я стоял подле дерева с бешено бьющимся сердцем и хохотал. Я подумал тогда: «Эдем»! Ну да, Даниил Петрович! Мы нашли Эдем! Нам вновь открыли туда врата. А мы превратили их в ворота войны. Если бы мы сделали этот мир другим, нас ждал бы после смерти рай. Всех, кроме самоубийц. Потому что и рай, и ад — только тени этого мира. И ад, и рай — один на всех. Воздаяние свершится для всех и каждого. Неважно, был ли ты праведником или грешником, у всех одна судьба. Сортировкой никто заниматься не намерен. Есть общий вход, врата распахнуты — заходите. Все ответят за грехи всех — никому не удастся спастись в своей маленькой скорлупке праведника. Бурлаков надеялся крепостью пересилить агрессивность скалы. Но не преуспел.

— Ну, многие считают, что Валгалла — это рай.

— Разве грешники несчастны в аду? По-моему, они должны быть в восторге — это их мир, скроенный по их душе. Но я готов выбрать небытие.

— Дайте мне книгу,— попросил рен.

— Хотите полюбоваться на свое имя, напечатанное на бумаге?! — съязвил Виктор, однако протянул книгу рену. — Или, может быть, хотите ее напечатать? Говорят, у вас есть типография?

— Это дело пасиков. Они давным-давно уже печатают книги на этой стороне.

Сироткин сразу открыл книгу на нужной странице. Здесь была карта одного из районов, весьма примитивная и условная, но все равно Виктор сразу узнал это место: две мортальные зоны, и в центре каждой — белые пятна. Когда-то в одной находилась Валгалла. Или Лжевалгалла, как теперь ее называл герцог. В центре второй стояла крепость генерала Бурлакова, где теперь распоряжался Каланжо. Теперь эта зона сильно изменилась, мортальные кольца оказались расколоты хронопостоянными трещинами, и они больше не защищали от внешней угрозы, хотя центры замедленного времени и в крепости, и в скале по-прежнему сохранились.

— Если соединить две эти точки линией,— рен указал на Лжевалгаллу и крепость,— то посредине окажутся новые врата. Вы понимаете... Ведь это решение всего. Вся наша агрессивность — это злоба загнанного в угол животного. Когда на зверя нападают, у него два выхода — драться или бежать. Бегство — предпочтительнее. Зверь защищается, когда бежать некуда. Когда его загнали в угол. Теперь не будет угла. Бежать можно теперь куда угодно.

— Здесь брошенная деревня, в которой я уже бывал, и не раз,— отозвался Ланьер. — А что здесь должны находиться новые врата, говорят уже двенадцать лет, да все без толку. Никому не удалось через эту дверку пройти.