Роман Буревой - Все дороги ведут в Рим

«Почти девятнадцать лет боголюбимый диктатор Бенит обеспечивает процветание Империи! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВОЖДЬ!»

«Африка по-прежнему отказывается войти в состав Римской Империи, не понимая, что прежнее Содружество не может защитить союзников Рима в новых условиях. Диктатор Бенит предупредил Альбион, что вмешательство в дела Африки недопустимо. Присутствие Третьего легиона обеспечит лояльность новой провинции. Рим не может спокойно смотреть, как попираются его интересы и интересы всего цивилизованного мира».

– Император! Император! – шептали одни.

– Дорогу! Дорогу! – кричали другие.

Испуг – преувеличенный, почтение – неискреннее. Неподдельным было лишь любопытство.

Двое преторианцев остановились у храма Юпитера Статора, наблюдая, но не вмешиваясь.

Императорская колесница неслась по улице Триумфаторов к Колизею. Золочёные диски колёс дробили солнечные лучи и щедро расшвыривали блики. Надувные шины и подшипниковые втулки сделали ход колесницы лёгким и бесшумным (слава техническому прогрессу, который вторгся даже в такую консервативную отрасль, как изготовление колесниц). День был яркий, солнечный, неспешно катились к Аппиевой дороге авто с открытым верхом, водители и пассажиры приветствовали императора и старались придать лицам выражение серьёзной почтительности. Но кое-кто невольно усмехался или осуждающе качал головой. Молодые щёголи встречали императора криками и хлопаньем в ладоши.

В золочёную колесницу Августа были впряжены четыре нагие девицы – длинноногие, стройные и грациозные, превосходные молодые кобылки. Три нежно-розовых тела и одно кофейного оттенка – на смуглой коже великолепно смотрелись драгоценные украшения сбруи. Светлые волосы белотелых красавиц летели по ветру, а в чёрных кудрях эфиопки развевались синие и красные ленты. Август наигранно размахивал плетью и грозно покрикивал на «лошадок». Девушки отвечали то смехом, то руганью и мчались вперёд все резвее и отчаяннее, намеренно мотая колесницу из стороны в сторону, норовя опрокинуть и вывалить императора на мостовую. Но опрокинуть колесницу было не так-то просто – Август был ловким возничим.

– Быстрее! – кричал Постум. – Что-то вы сегодня ленитесь, красотки!

Сам он был в пурпурной тоге и в красных высоких башмаках со шнуровкой.

Август ехал в курию, как будто спешил на спектакль с раздеванием.

Колесница свернула на Священную дорогу и понеслась к форуму. Четвёрка красавиц начала уже уставать. Их гладкие спины лоснились от пота. Наконец, тяжело дыша, девушки остановились у входа в курию. Вокруг императорской колесницы тут же собрались зеваки. Преторианец в красной тунике и сверкающем бронзовыми накладками броненагруднике приветствовал юного императора. Ни тени улыбки на загорелом лице, на плотно сжатых губах – ни намёка на усмешку.

– Гай, позаботься о моих лошадках, они этого заслуживают. – Август вручил преторианцу поводья и похлопал по влажной спине эбеновую красотку. – Лошадки обожают марципан и сладкие орешки. Надеюсь, ты не забыл?

В ответ преторианец вскинул руку в приветствии. Лицо, стиснутое нащечниками бронешлема, казалось бронзовой маской; и по-прежнему – ни намёка на улыбку.

Император небрежно пригладил ладонью короткие чёрные волосы и, насвистывая песенку новомодного галльского барда Веска, взбежал по ступеням Юлиевой курии. Двери в зал заседаний были распахнуты, и это означало, что заседание сегодня открытое – ничего важного обсуждаться не будет. Сенаторы уже совершили жертвоприношения и заняли места на мраморных скамьях. Постум Август небрежно поднял руку, приветствуя сенат, подошёл к алтарю, бросил несколько зёрен благовоний и уронил каплю-другую вина. Старики поднялись при его появлении. Он всегда называл их стариками: ему, девятнадцатилетнему, сенаторы казались безнадёжно старыми, живыми мумиями, извлечёнными из пирамид времени.