Людмила Брус - Код Гериона. Бессмертие без жизни

Отец решил проблему, свернув птице шею, после чего она сразу перестала трепыхаться и замерла с приоткрытым клювом, а я зачем-то позорно разревелся. Глава «Линдон Пауэр» не стал мне за это выговаривать и лишь велел мне убрать нашу добычу в сумку, но я физически ощущал волны недовольства, которые от него исходили. Тоже ещё: впервые доверили серьезное, мужское дело, а он сопли пускает, словно не на охоту пришел, а на балет с умирающим лебедем.

До того, как стемнело, папаша добыл еще одного гуся, и этого я подобрал расторопнее: на счастье, птица оказалась неподвижной, как полено, и глаза её были закрыты.

– А ты молодец, уже не боишься, – похвалил отец, снял шляпу и повесил её на сук. – Пострелять хочешь?

Мы отошли метров на тридцать от дерева, где висела шляпа, и я ощутил в руках холодную тяжесть отцовского «Винчестера». Ого! Как держать ровно такую махину, когда руки под ней трясутся?

– Отдачи не бойся. Приклад упри в плечо сильнее. Не упрешь – выбьет сустав к чёртовой матери, не жалуйся потом, – сказал отец.

Я вжал приклад до боли, прицелился так, как он меня учил, снял ружьё с предохранителя и нажал спусковой крючок. То ли резко нажал, то ли руки все-таки дрогнули под непривычным весом оружия. Грянул выстрел. С непривычки промчалась по телу дрожь, отдача ударила мне в плечо и сильно толкнула назад, но шляпа осталась висеть на дереве.

– Ты у меня охотник или дичь? – усмехнулся отец.

Мои пальцы налились холодом, шум собственного дыхания отвлекал. Я отдал бы все свои игрушки, всю свою комнату, да что там – весь дом за то, чтобы отец не смотрел на меня так пристально. Как можно сосредоточиться под этим тяжёлым взглядом? Выстрел! И снова в «молоко».

– Хочешь подойти поближе?

– Нет! – прорычал я. Упрощение задачи унизило бы меня сильнее любых насмешек.

– Тогда не дёргай крючок, а мягко поведи на себя.

«Сейчас или никогда!» – сказал я себе, замедлил дыхание, прицелился и сделал так, как сказал отец – медленно и плавно потянув крючок фалангой пальца. На этот раз я даже не заметил удара в плечо, потому что продырявленная шляпа слетела-таки на траву. Не в силах поверить в такой успех с первого взгляда, я поставил ружье на предохранитель и подбежал, чтобы убедиться: мишень сбита.

– Да ты Соколиный Глаз! В следующий раз попробуешь на лету.

– Это как?

– Смотришь, куда летит шляпа, и стреляешь с опережением – до того, как мишень в прицел попадет. Тут долго выжидать нельзя: опоздаешь.

– Дай попробовать!

– Уже не сегодня. – по голосу отца я понял, что дальше упрашивать бесполезно: придется лезть на стену в ожидании следующих выходных.

Налетел прохладный ветер, зашелестев длинными острыми листьями камыша. Пустил мелкую рябь по воде. Уже на пути к машине я прислушался, как шумят деревья и одиноко стрекочет кузнечик среди травы. «Наверное, прощается», – подумал я.

На следующий день отец улетел по делам в Китай и отсутствовал целых восемь дней; в охотничьих угодьях я оказался только через выходные. Вновь потребовались две неудачных попытки, прежде чем я смог поразить летящую мишень – новую шляпу, копию предыдущей. И хотя папаша, как всегда, был скуп на похвалу, я заметил, как он оживился, как загорелись огоньки в его глазах- не ожидал, видать, что у меня получится так быстро. Повторить свой успех мне удалось лишь на седьмой попытке, но больше по этой шляпе я не промахивался. В этот раз мы провели на берегу озера целых два дня – с большим рыжим костром, ночевкой в палатке – и домой вернулись с пятью гусями.

Именно тогда я приручил огонь и научился разводить его без зажигалки – с помощью огнива, хоть и пришлось с ним долго помучиться. Я смотрел, как из крохотной искорки он превращается в пламя, пожирает сухую траву и хворост, набирает силу и начинает свой удивительный танец. Он гудел, трещал, шелестел, а значит, говорил со мной, как насекомые, как деревья. Я слушал уханье, щёлканье, стрекотание, свист, что доносились из лесной чащобы – и чувствовал себя первым человеком – ещё наполовину зверем, для которого эти звуки были не бессмыслицей, а целой историей. Телохранители словно испарились, хотя на самом деле, конечно, неотступно шли за нами.

– Насквозь костром провоняли, – проворчала мать, встречая нас вечером воскресенья в холле, пропитанном запахом лаванды. На этой лаванде она была просто помешана, аромат струился за нею словно шлейф, куда бы она ни шла. Тем не менее, я сказал, что костёр пахнет лучше всего на свете.