Как оно и произошло спустя некоторое время, в продолжение которого соседские пауки часто и нервно подпрыгивали вместе со своими садками, хотя ни гром, ни молния не сотрясали уже атмосферу тесноватой кухни. Только заунывное жужжание медленно умирающей мухи.
— И тебе, — совершенно искренне поблагодарил он, когда отгремела последняя банка, чудом не свалившаяся на пол.
Толик поправил ее, состроив попутно рожу двум паучкам, притаившимся внутри. Они приникли к земле, опустив клювастые головы много ниже преломленных коленей и настороженно буравя стекло четырьмя парами глаз.
— Тоже наблюдаете? — спросил паучков Толик. — Интересуетесь, как это бывает у людей? Ну-ну, наблюдайте. Тут есть на что…
Оглянулся на Клару, чертовски соблазнительную в своей неподвижности, и залюбовался. Именно та поза, какую нарисовало его воображение еще до начала любовных утех. Голова запрокинута, так что видны только шея и острый подбородок, свисают со стола спутанные волосы, под футболкой проступают опавшие конусы грудей, одна нога вытянута, другая упирается пяткой в ягодицу. Немедленно пришел на память звездоболовский перл про «поднявшись над холмами Венеры». Только не «заросшими», как грезилось чурбану Валерке. Этот холмик был гладеньким, безупречно выбритым, с небольшой коричневой родинкой в том месте, где Кларин живот встречался с ее же правым бедром.
И почему ему так не хотелось выбираться сюда — в этот покой и негу, где все уютно, начиная с обоев пастельных тонов и заканчивая постелью цвета обоев, туда, где ему совершенно очевидно были рады? Боялся привязанности, плавно перетекающей в обязанности? Чурался ее маргинальное™ (на самом деле ничуть незаметной здесь, наедине с Кларой, как будто весь запас ее цинизма остался где-то там, во внешнем мире, безжалостном по отношению к людям категории ччч: чутким, честным и чистым, да на обреченной все стерпеть бумаге)? А может, просто стеснялся смешной разницы в возрасте? Ну в самом деле, на сколько она может быть старше его? На восемь лет? На десять?
— Кукушкина, а Кукушкина, — дурачась, позвал Толик. — Сколько мне лет осталось жить? А? Ну скажи: ку…
— Хрю, — огрызнулась Клара, наконец отлипая от скользкого стола. — Ты чего так долго?
— Долго?.. — переспросил он, пряча за удивленным выражением лица внутреннее довольство собой. Пожал плечами. — Ну эта… Чтобы два раза.
— Балда! — несколькими суетливыми движениями она, насколько возможно, поправила одежду и прическу. Рассеянно пробормотала в сторону: — И выбрал же время! Самый опасный период…
— Мур-р-р, — промурлыкал Толик и потерся виском о ее плечо, пытаясь сгладить неловкость. — Может, выпьем? У тебя валерьянки нет? Мя-ау! Или чего поинтереснее? Текилки, а? Мексиканской, с червячками, с лимончиком…
— Да уж. После таких настольных игрищ лимончик бы не помешал, — буркнула Клара и обиженной походкой удалилась в ванную, унося под мышкой те детали туалета, которые не успела надеть.
Беглого взгляда на ее строгую осанку хватило Толику, чтобы сообразить, что несмотря на отсутствие зонтика, ему вскоре придется уйти в дождь, как какому-нибудь довлатовскому герою. «Он закурил и ушел в дождь». «Черт! А я ведь даже не курю…» — посетовал Толик.
Тем временем в ванной комнате под звук бьющей в раковину струи Клара Кукушкина рассматривала свое отражение в начавшем запотевать зеркале и машинально выбирала из расчески застрявшие волосы.
— Балда! — негромко повторила она, имея в виду то ли Толика, то ли уже себя, и, сама того не замечая, переплела в пальцах два длинных обесцвеченных волоска.
Чуть позднее к ним присоединился третий. Получилось подобие косички.
Только услышав звук захлопнувшейся входной двери, она вспомнила о Толике… и поймала себя на попытке выдернуть из скальпа новый — живой и совершенно здоровый волос.
После короткого, но сильно петляющего тоннеля Последней Извилины и почти непроходимой каверны имени Восхода Ума Над Разумом, Антон вышел в зал… Зубастых Камней? Или Застывшего Моря? Глыбы, в беспорядке сваленные под ноги, действительно напоминали зубья пилы или окаменевшие волны и будили в душе щемящее чувство ностальгии по первым шагам под землей. Как же легко они давались! Поход казался прогулкой, вместо лаза-проход шириной в проспект, вместо пола — брусчатка, вымощенная, казалось, сплошь благими намерениями. И вот куда они в итоге привели.
Антон присел на острый край каменной глыбы, похожий на ребро гигантской ступеньки — отдышаться. За всеми локальными подъемами и спусками угадывалась общая тенденция к повышению уровня пола. Может, так и назвать это место, Лестница В Небо? Или К Небу? А что, право первопроходца позволяет ему как угодно тешить собственное тщеславие, демонстрировать утонченность интеллекта и тягу к сентиментальности. Все равно никто не оценит. Нет, пусть лучше будет Небесный Эскалатор. Иначе Антон никогда не доберется до последней ступеньки — своим ходом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу